Воскреснуть и любить

Она не смирилась с этим и ее рука продолжала гладить его, продолжала дарить покой, который, казалось, был ему не нужен.

— Вы сказали, что видели человека, который убил ее. Полиция знает, кто это был?

— Ничего они не знают. И я ничего не знаю! — Энтони оттолкнул руку Кэрол. Он не мог вынести этого прикосновения. Его горло сжалось, голова готова была взорваться. А ее прикосновение, нежное тепло ее руки угрожало потерей контроля над собой.

— Значит, он так и не известен до сих пор?

— Я не хочу говорить об этом! — Он выпрямился и открыл глаза.

— Зато я хочу, — тихо возразила она. — Потому что воспоминания хоронят вас заживо. А я не могу этого позволить. Вы не заслужили таких мук.

— Вы не знаете, что я заслужил! — Он поднялся на ослабленные ноги и шатаясь побрел к окну. В комнате, тепло которой вначале казалось приятным, было невыносимо душно. Энтони открыл окно и бросил взгляд на лежавшую внизу серую улицу.

— Вы не заслужили страдания, — грустно сказала она. — Я пыталась оставить вас в покое. Надеялась, что в один прекрасный день вы расскажете мне о своем прошлом. Но этого не случится. Теперь я знаю. Вы так и будете держать под замком то, что вас терзает. Я устала молчать.

— Устали? — Он обернулся. — Поверьте, я стараюсь для вашей же пользы. Не надо возвращаться в прошлое. Это неподходящее место для любого человека. Тем более для такого, как вы.

— Как я?

— Именно. Вы полны жизни, а я полон раскаяния.

Кэрол сложила руки. Она стояла рядом, но недостаточно близко, чтобы притронуться к нему. Это было бы ошибкой.

— Расскажите мне о нем.

— Оставьте мое раскаяние в покое.

— Нет, не оставлю. Кажется, пришло время серьезно поговорить. Вы видите тени во сне? А я вижу их каждое утро. Каждый раз, когда гляжу на вас. Я хочу видеть настоящего Энтони Хэкворта. Я заслуживаю этого.

— Вы сами не знаете, о чем просите.

— Знаю. Хорошо знаю.

Энтони снова отвернулся, с треском захлопнул окно, а затем прислонился к нему, прижавшись щекой к холодному стеклу и опустив веки.

Он не имел права таить от нее свое прошлое. Больше не имел. Хотя их брак не был настоящим, в главном он ничем не отличался от реального. Если ему и удалось чему-то научиться за годы, прожитые с Клементиной, так это тому, что нельзя не делиться с женой своими мыслями. Она и умерла потому, что он никогда ничем с ней не делился.

— Что вы чувствуете глядя на меня? — спросил он.

Кэрол подбирала слова, отбрасывая их одно за другим.

— Слышу глас вопиющего в пустыне, наконец ответила она.

— Вы ездили в Изумрудную долину. Проезжали тамошнюю церковь?

— Как можно проехать мимо этой церкви? Она в самом центре.

— Я шесть лет был в ней пастором.

Она тихонько присвистнула, Эта церковь была чудом. Она высилась на холме, словно древний замок. Автостоянка при ней занимала целый квартал. Каждое воскресное утро ее заполняло множество автобусов и лимузинов.

— В моем приходе числилось шесть тысяч человек. И еще шесть тысяч человек со всей страны подписывались на брошюры с моими проповедями. В первый год после моего рукоположения посещение воскресных служб удвоилось. На второй год пришлось проводить по три службы в день: две по утрам и одну вечером. На третий год я начал выступать по радио, чтобы охватить людей, которых не вмещала церковь. В конце четвертого года пришлось сделать две пристройки и снести стену, чтобы удвоить количество исповедален. В последний год мы устроили телепередачи из храма.

— А потом что-то случилось, — догадалась Кэрол.

Энтони посмотрел ей в лицо.

— Я всегда хотел стать священником. Наша семья очень влиятельна. Один мой брат — председатель Правления одного из филиалов Манхэттенского банка. Другой — глава известной адвокатской фирмы. Я был самым младшим, но карьера братьев меня не вдохновляла. Родители понимали, что переубеждать меня бесполезно. Я стремился к кафедре, стремился быть услышанным. Но когда я поступил в семинарию, отец сказал мне: «Раз уж ты решил посвятить себя этой ерунде, то должен стать лучшим проповедником страны, черт побери!»

— И вам это удалось?

— Я окончил богословский факультет Колумбийского университета, там же защитил диссертацию, а затем служил в одном из крупнейших храмов Чикаго. Именно в это время я женился. Клементина идеально подходила для роли жены восходящей звезды богословия: прекрасно знала, что следует говорить и как следует поступать в любой ситуации, умела слушать и ненавязчиво руководить, принимать гостей… Каждое воскресенье она чудесно смотрелась в первом ряду церкви: изящная, женственная, полная благочестия. Единственное, чего она не могла, это обратить на себя все мое внимание.

Энтони отвернулся к окну.

— Она хотела детей. Я был согласен — при условии, если она возьмет на себя всю ответственность за них. Дети подобают образу священника, но прихожане редко понимают, что ребенку тоже требуется внимание отца. Как вскоре выяснилось, это не имело значения. Клементина не могла забеременеть. Мы так никогда и не узнали почему. У нее были кое-какие проблемы, которые удалось устранить, у меня — нет. Мы все делали правильно, но она так и не зачала.