Множество рассказов и два романа, которые Джеймс Келман написал за последние 16 лет, завоевали ему признание и репутацию талантливого и сильного писателя. Рецензенты пишут о нем: «Его произведения всегда захватывают» (газета «Гардиан»), «Значительно… умно, психологически глубоко и порою трогательно» (литературное приложение к газете «Таймс»). Келман хорошо ощущает, что такое жизнь тех людей, которые находятся на нижних ступенях социальной лестницы, людей, живущих в бедных кварталах больших городов — в первую очередь, в его родном городе Глазго. Однако суровый реализм смягчается у него юмором — как это обычно бывает в жизни, — и он часто переходит от сухих фактов к лирическим описаниям, от трагедии к фарсу. Очень важно то, что он отказывается от какой бы то ни было словесной изысканности: он абсолютно уверен, что культура создается из тех слов, которыми пользуется народ. Келман родился в 1946 году; в 15 лет он ушел из школы и готовился стать наборщиком. В 17 лет он отказался от этой профессии; затем он часто менял работу, а иногда оказывался безработным. Сейчас он живет в Глазго с женой и двумя дочерьми. Действие рассказа «Воскресные газеты» происходит в Глазго в 1970 году (фунты, шиллинги и пенсы были заменены во всей Великобритании десятичной денежной системой в 1971 году). Этот рассказ взят из сборника «Гончая на завтрак», опубликованного в прошлом году издательством «Секкер энд Уорбург».
Проза / Рассказ18+Джеймс Келман
Воскресные газеты
Томми уже минут 10 как проснулся, когда наконец, нарушив тишину воскресного утра, у него под ухом зазвонил будильник. Томми отключил звонок и сразу же вскочил с постели. Несколько секунд — и он был уже одет. Он открыл дверь спальни и прошлепал по коридору на кухню. Рядом с бутылкой молока и сахарницей уже стояла тарелка с кукурузными хлопьями; он полил их молоком и посыпал сахаром.
Когда он кончил есть, скрипучая дверь приотворилась и в кухню заглянула мать, жмурясь от солнечного света.
«Уже встал?» — спросила она.
«Ага, мама. Вот только что съел хлопья».
Лица ее он не видел.
«Уже помылся?»
«Ага. Отличный день сегодня».
«Надо следить за собой. Где-то здесь апельсин».
«Ага, мама».
«Не «ага», а «да»».
Он кивнул и встал из-за стола, резко отодвинув стул, который громко проскрежетал по полу.
«Шшш! — прошептала мать. — Не разбуди папу».
«Прости, — шепотом сказал Томми. — До свиданья».
«Часов в восемь?»
«Не знаю», — ответил он, нагибаясь, чтобы взять брезентовый мешок для газет.
«Джон всегда часов в восемь забегает поесть», — сказала мать.
«Ага!» — сказал Томми и закинул мешок за плечо, как делал его брат.
«Не говори «ага»», — сказала мать, слегка нахмурившись; глаза у нее уже были широко открыты, она привыкла к яркому утреннему свету.
«Прости, мама».
«Ладно. Тебе уже пора. Пока!»
«Пока!» — отозвался он, и она исчезла в темной зашторенной спальне, но ее голова тут же снова появилась в дверном проеме:
«Шшш!»
«Что там происходит?» — спросил хриплый голос из глубины спальни.
«Прости, мама!»
Пока дверь затворялась, Томми услышал отцовский кашель.
Томми вымыл лицо и потом осторожно открыл входную дверь. Он вышел на площадку и опрокинул было пустую молочную бутылку, но ухитрился вовремя подхватить ее, прежде чем шум окончательно не затих. Где-то залаяла собака. Не осмеливаясь насвистывать, Томми бегом спустился по лестнице; на последнем пролете он перепрыгнул через несколько ступенек, а затем остановился и задержал дыхание, пытаясь понять, не разбудил ли он соседей, когда со стуком спрыгнул на бетонную площадку.