Воскресный день

– Вот жеж, дитятко. И я радая. А банку забирай. И завтра приходи печь «Птифур». Вей з мир!

Глава 6

.

Ворона в белый горох

Чтобы сделать коробку золотой, мне пришлось помучиться. Отмыв, долго клеила золотинки из-под конфет на неподдающуюся ржавчину. Ничего не получалось. Я печально смотрела на уродливую коробку.

Но тут зашёл Сашка Дунаев. Посмотрев на мое унылое лицо, скептически хмыкнул:

– Такое не подаришь!

Я чуть не плакала.

Сашка наморщил лоб:

– Айда к нашему трудовику, он что-нибудь придумает! – вдохновенно предложил Дунаев.

Илья Николаевич внимательно осмотрел коробку со всех сторон. Проверил даже, как она гнётся и спросил, зачем она мне нужна? После моего объяснения учитель труда задумался и ещё раз осмотрел её:

– Попробую, – сказал он, – должно получиться.

Коробка, побывав в руках Ильи Николаевича, действительно стала золотой! И щедро переливалась на солнце всеми боками.

Вечером в тот же день я была у Рыжей Беллы. Она учила меня печь «Птифур» громко и весело. Кричала и проклинала всех родственников до седьмого колена вместе со мной и моими частями тела, растущими неизвестно откуда.

Пока мы работали, Белла беспрерывно придиралась и делала замечания. То я не так помыла кастрюлю, то вытерла чистой тряпицей мокрую ложку, то поздно положила во взбитые белки сахарную пудру. А когда, пытаясь вынуть горячий противень с бисквитом, неловко провернулась и чуть не уронила его на каменный пол кухни, Рыжуха взорвалась по-настоящему.

– Шоб грузовик с сахаром тебя переехал! – она зорко оглядела бисквит и облегченно вздохнула: он был цел.

– Ишлэхе мишпохэ хот зих ир гэсрохэ (В семье не без урода) – проворчала она.

А потом, видимо устыдившись несдержанности, добавила:

– Таких как ты густо сеют, но они редко всходят!

– Почему? И как это редко? – окончательно расстроенная, я со страхом смотрела на Рыжуху.

– А так! В саване нет карманов, и мне с собой не брать, вникай.

Белла Львовна насмешливо смотрела мне в глаза. Я испугалась ещё больше, но

все крупное тело Бэллы Львовны тряслось от смеха, а глаза оставались строгими:

– Вей з мир! Что ви хочите? Женщине в жизни надо все уметь и ничего не бояться, запоминай! Ничего и никогда, – громко повторила Рыжуха, – Нас побеждает страх, а не враги.

Когда же дело дошло до украшения кусочков бисквита кремом и вишенками из варенья, она, видя, как я старательно раскладываю начинку на каждый бисквит, примирительно проворчала:

– Приличная девушка из приличной семьи должна знать два языка: один до свадьбы, другой после. Ты обиду спрячь, учись! Умение готовить – первый и главный женский язык. Тогда и Всевышний, – она серьезно посмотрела в низкий потолок кухоньки и даже указала вверх своим корявым пальцем, – Тогда Всевышний смилостивится, и может, даст получше и побольше. И вот что я скажу: лучше шоб тебя проклинали, а не жалели, запоминай!

И я запомнила. До сих пор я знаю рецепт наизусть, хоть разбуди меня ночью. Могу испечь «Птифур» в любом месте, где можно достать муку, сахар, сметану, яйца и сливочное масло. Лишь бы была духовка, любая. Потому что теперь я знаю о духовках все. Белла Львовна была на высоте, и открыла мне секреты всех духовок мира, рассказывая истории три часа, пока мы готовили печенье. Потчевала ими, как своими вкусными варениками с вишней. Таких вареников, как у Рыжухи, я не ела даже в Киеве, на Крещатике, а там умеют готовить вареники.

К вечеру коробка с золотыми бликами на боках, была полна крошечных пирожных. Сверху лежала аккуратно вырезанная из бумаги салфетка в виде снежинки – невесомая и очень красивая.

Такие делались обычно к Новому Году. Ну и что? Красивая же, и это главное! Я чуть не плакала от счастья.

Белла вытирала красные, слезящиеся глаза мужским носовом платком и растроганно бормотала:

– Или я фасону не знаю? А гэзунд дип ин коп! (Дай бог здоровья твоей головушке)

Купив в книжном магазине тонкую бумагу и, написав крупно красным карандашом, «Я тебя люблю», пририсовав сердце, пронзённое стрелой, я положила записку сверху, на печенье.

      В школе на празднике народу было много. После «монтажа» и концерта сели пить чай.

Когда я открыла коробку, по классу пронёсся вздох восхищения: маленькие кружочки и прямоугольнички на один зубок, украшенные разноцветным кремом с вишенкой сверху поразили всех.

Печенье было съедено до последней крошки. Галина Гавриловна поставила мне «пятёрку». Похвалы сыпались на мою счастливую голову. Бабушка сияла.

А когда вместе с бабушкой мы возвращались с праздника, я честно призналась, что печенье пекла Белла Львовна, а я только помогала. Бабушка не удивилась, а счастливо улыбаясь, сказала:

– Я догадалась. Её вкус сразу узнаешь.

И, продолжая счастливо улыбаться, добавила:

– Таких не делает больше никто. Только Белла. А теперь ещё и ты научилась.

Засыпая, я жалела только о том, что вместе с родителями не принимала поздравления толстая, добрая и прекрасная Белла Львовна по прозвищу Рыжуха.

Пустую коробку бабушка поставила на видное место в кухне. А утром долго смеялась, читая записку, лежавшую в коробке.