Воскресный день у бассейна в Кигали

Валькуру казалось, что он попал на один из тех жутких аттракционов, вызывающих одновременно ужас и экстаз, страх смерти и острое ощущение жизни, когда толком и не знаешь, как отделить одно от другого. Несколько дней назад в этом номере умирал Метод. А сегодня здесь смеялась маленькая девочка, глядя, как на стене играют тени, падающие от рук Жантий, которые она сплетала в причудливые фигуры. Этой ночью в нескольких сотнях метров отсюда такие же девочки, как и она, потеряют родителей под свист мачете и глухой звук масу. Казалось, что все это взаимосвязано и неизбежно, вписано в здешний распорядок жизни. Смех малышки и радость Жантий, в которой проснулся материнский инстинкт, снова вселяли надежду. Еще час назад, покинув кабинет генерала, ему хотелось бежать. А сейчас он лихорадочно писал в своем блокноте: «Заблуждение… думать, что это неизбежно, что это в природе общества, страны, людей… Не видеть, что всего несколько человек принимают решения, влекущие за собой всплеск насилия, а если они его не планируют, то создают все необходимые условия для него… Рассмотреть подробней пример СПИДа, являющегося следствием бедности… Разведенные женщины, вынужденные заниматься проституцией от случая к случаю, чтобы прокормить детей, потому что у них не может быть ни земли, ни дома… Невозможно, чтобы единственной причиной тому стало пресловутое сексуальное поведение жителей Африки, хотя это один из факторов… Написать историю страны, рассматривая ее сквозь призму истории Жантий и ее семьи… Отметить потворство международных гуманитарных организаций коррупции…». Жантий спросила, что он пишет.

– Я возвращаюсь к своей профессии: стараюсь сказать о том, что прячется за чудищами, карикатурами, символами, знаменами, униформой, громкими заявлениями о благих намерениях, усыпляющими нашу бдительность. Пытаюсь назвать имена настоящих убийц, засевших в президентском дворце и французском посольстве. Это как раз они составляют списки и рассылают директивы, финансируют операции и раздают оружие.

– И ничего нельзя сделать? - робко спросила Жантий.

– Можно, но этого так мало. Нужно, покуда возможно, не уезжать, наблюдать, обличать, свидетельствовать. Сохранить в памяти Метода, Сиприена, оставить записи для тех, кто придет после.

Он будет писать для тех, кто захочет читать, говорить с теми, кто будет его слушать, пусть даже в пол уха, и точка, Стучаться в двери посольств и дипмиссий он больше не станет, никаких обличительных обращений к нынешним властям и правосудию. Все это лишь бесполезная суета, которая, возможно, успокаивала его совесть, но подвергала опасности то единственное государство, которое он еще способен был спасти: двух его женщин.

В дверь постучали в тот момент, когда Жантий, улыбаясь, сказала ему:

– А ты напишешь о любви, чтобы я узнала побольше…

– О любви я знаю не больше твоего.

Молодой человек, обливающийся потом в своем синем костюме, накрахмаленной рубашке и старомодном нейлоновом галстуке, скорее всего, был новичком в этом цирке под названием Кигали и наверняка канадцем, которого перед отправкой в командировку в Руанду не предупредили, что здесь жарко. Жан Ламарр извинялся за причиненное беспокойство. Он пытался дозвониться, но было занято. Ему нужна помощь Валькура, причем срочно. Жан Ламарр носил очки в черной оправе, которые были слишком тяжелы для его маленькой головы и слишком внушительны для столь мелкого посольского чиновника, который к тому же выглядел так, словно готов проситься домой, столкнувшись с неразрешимой проблемой. Он путано объяснял, что приехал сюда позавчера, что его багаж еще не прибыл из Момбасы, что канадское посольство оставили на него из-за турнира в гольф-клубе, Он сожалел, что не пришел вчера поприветствовать господина Валькура, столь выдающегося члена канадского сообщества в Руанде, ведь ко всему прочему именно Ламарр будет заниматься в посольстве связями с прессой, а господин Валькур - известный журналист, чьи репортажи он видел по телевизору, чьи статьи читал в газетах. Малышка, начавшая хныкать еще до прихода молодого дипломата, сменила тактику, перейдя на крик. Простой и понятный язык. «Хочу есть, очень хочу есть», - ревела кроха, у которой не было имени, потому что Сиприен не удосужился представить ее тем, кто станет ее новой семьей.

«Это ваша дочь?» - не удержавшись, спросил Жан Ламарр, слыша сотрясающие стены крики, которые были слышны даже внизу и беспокоили беззаботных посетителей бассейна, лениво рассекающих водную гладь. «Да, это моя дочь… А это моя жена Жантий». Жантий чуть не упала в обморок, услышав, что она жена Валькура и теперь они все одна семья.

– Я получил вызов из морга БЦК. Я не знаю, что такое БЦК. Меня попросили явиться на опознание тела канадского гражданина, некоего монаха Франсуа Кардинала, которого, по словам полиции, убили грабители. Я прошу вас пойти со мной на опознание. В жандармерии, куда я звонил, сказали, что вы его хорошо знали.