Им понадобилась неделя, чтобы, следуя за батальоном солдат РПФ, добраться от Бьюмбы до границы префектуры Кигали. Они словно спускались в преисподнюю. Путь их чем-то напоминал крестный ход христиан в Страстную пятницу: после очередной остановки - всего их было четырнадцать
[52]- все больше открывались раны, и все ближе и неизбежнее становилась смерть. Вместо того чтобы уходить, бежать от ужаса, они настойчиво преследовали его, гнались за ним по пятам, забирались в самые отдаленные уголки, как патологоанатомы, скрупулезно описывающие природу повреждений, чтобы оценить продолжительность предсмертной агонии. В. мозгу у них запечатлелись картины, которые не придут в голову самому сумасшедшему художнику. Райка глотала снотворное. Валькур засыпал, напившись, как свинья. Просыпался от кошмарных видений: ему снились обезображенные разлагающиеся трупы, странные люди с мачете вместо рук. Вдалеке в сиянии появлялась Жантий. Она бежала к нему, но чем ближе она становилась, тем отчетливей было видно, что она превратилась в жалкое подобие того, кем была. Волосы пепельно серые, из живота течет река раскаленной лавы. И, когда ее перекошенный рот, ее гниющие губы прикасались к его губам, он просыпался от собственного крика весь в липком поту. Ночь сияла тысячей звезд. Часто ему удавалось вырвать у сна всего лишь час, а потом он сидел, ни о чем не думая, малейшее дуновение ветра доносило до него запахи смерти, исходившие от каждого куста. Даже могучие эвкалипты, способные вобрать всю влагу этих земель, не могли освежить воздух. Едкий запах разлагающейся плоти проникал повсюду, с ним не могли справиться никакие деревья. Каждую ночь Валькуру снилась разная смерть Жантий, и чем ближе он подъезжал к Кигали, тем ужаснее становились ее обстоятельства. В кошмарах, заполнивших без остатка его сны, Жантий подвергалась всем тем пыткам и унижениям, о которых рассказывали ему женщины, стыдливо уставив взгляд в кроваво-красную землю, словно у молчаливому священнику в самой грязной непристойности.На холмах, в деревеньках и селениях, на перекрестках, там, где располагались рынки, где люди обычно назначали встречи, повторялась одна и та же история. Соседи, друзья, иногда родственники приходили и убивали. Может, бессистемно, но точно. Были известны имена всех без исключения убийц. В небольших городах и районных центрах геноцид проходил более систематизированною. Организовывались собрания, отдавались приказы, инструкции, рисовались планы. Если методы и казались такими бесчеловечными, если убийцы расправлялись со своими жертвами так жестоко, то не потому, что люди действовали стихийно или обезумели, просто они были слишком бедны, чтобы построить газовые камеры.
В Ньямате, небольшом мирном селении, где низкие дома выстроились вдоль широкой песчаной улицы, Валькур и его спутница сразу это поняли. Они шли по следам второго холокоста. Их отвели в так называемый «приход», который в Руанде объединяет несколько зданий, расположенных вокруг церкви: школу, клинику, учебное заведение, пансионат, - настоящая крепость из красного кирпича. Солдаты, охранявшие ее, не советовали им идти дальше. От всех этих зданий исходило зловоние, которое было хуже запаха навозной жижи только что испражнившейся свиньи в жаркий летний день. Это был не просто запах смерти, здесь воняло сразу всеми трупами мира, которые уже начали разлагаться. Когда начались убийства, почти у всех тутси сработал один рефлекс: ополченцы не осмелятся покуситься на дом Божий. Десятками тысяч, со всех холмов и со всех краев, они бежали, шли по ночам, приползали и с глубоким вздохом облегчения падали на церковном клиросе, у входа в дом священника или в классах, осененных распятием. Бог был их последней защитой от бесчеловечности. Но в начале этой весны Бог, не говоря уже о подавляющей части его почтенных наместников, оставил своих агнцев. В Руанде церкви превратились в газовые камеры. В каждом здании прихода Ньяматы лежали кучами сотни, тысячи тел. Три тысячи человек набились в круглую церковь с блестящей железной крышей. Они закрыли за собой тяжелые двери из кованого железа. Убийцы никак не могли проникнуть внутрь, поэтому пустили в ход гранаты. Несколько десятков гранат сделали свое дело, пробив тысячу маленьких дыр. В этот ясный день сквозь продырявленную крышу врывалось солнце, наполняя церковь россыпью бриллиантового света. Валькуру померещилось, что среди сверкающих бликов он видел шею Жантий.