Воскресный день у бассейна в Кигали

Рафаэль и Валькур сидят на краю ванны, и каждый думает о чем-то своем, пока Метод рассуждает. Голос у него слабый - каждая фраза требует усилий. И откуда только он черпает эти силы, одному Богу известно, но он их отыскивает и торопится, будто хочет успеть закончить фразу, пока не кончился воздух в легких.

«Вы что, ослепли?.. Ничего не видите? Все рушится. Раньше притворялись, жили хотя бы несколько часов, говорили хотя бы несколько минут». Тишина, вдох, и снова он ищет в себе силы, мобилизуя для этого всю волю, тишина, глубокий-глубокий вдох, словно он идет из чрева земли, клокочущий, как вулкан. «Сегодня о человеке говорят «тутси», «хуту», «больной СПИДом»… Часто ошибаются, но это не важно. Мы настолько запуганы, что нам становится спокойнее, когда мы можем назвать своего врага, а если это нам не удается, мы его придумываем». Тишина. Пытается продолжить. Но доносится лишь сдавленное животное урчание, голова склоняется набок, как у козы со сломанной шеей, и соскальзывает в пену, наполняющую ванную комнату чувственными ароматами.

Рафаэль и Валькур предпочли бы, чтобы Метод умер сейчас.

Но это произойдет не сегодняшней ночью.

Метод свистит, хрипит, храпит, икает, потом погружается в сон, мало чем отличающийся от смерти. Полусидя-полулежа Рафаэль расположился на другой постели, даже разбирать ее не стал, рассеянно уставился в телевизор, который подробно и восторженно рассказывает о последних новинках моды сезона осень/зима.

«Все эти девушки больны СПИДом, - бормочет Метод. - Такие же худые, как я, с такими же огромными глазами. Руки и ноги как у меня… А мне нужна настоящая женщина, пока я еще не умер, с шикарной грудью, руками и задницей, настоящей задницей».

У него еще остались желания, они его душат, как и легкие, изъеденные туберкулезом. Раздается хрип: «Настоящая женщина». Хрип стихает.

На балконе Валькур пытается уснуть, устроившись на низком стуле, который тоже сделан из пластмассы. Этот отель наводнен пластмассой, хотя и находится в лесной стране.

– А Клаудия Шиффер красивая? - спрашивает Рафаэль.

– Нет, мне больше нравится Жантий, и дай мне, в конце концов, поспать.

– Рядом с умирающим спать нельзя, его надо караулить. К тому же надо найти ему настоящую женщину… Знаешь, такую - с грудью, задницей и настоящими негритянскими ляжками. Он несовременный, как и я… Ему по-прежнему нравятся негритянки. Завтра попросим Агату. Он всегда хотел Агату.

Так они и бодрствовали, временами все-таки проваливаясь в сон, вырывая секунды забвения. Периодически менялись местами - пока один отдыхал на мягкой кровати, второй пристраивался на неудобном пластмассовом стуле.

Наутро жизнь пробуждается, словно весь город выходит из комы, удивляясь, что еще жив, и пересчитывая трупы. Многие люди в этой стране столь вежливы и скромны, что умирают по ночам, будто не желая стеснять живых.

Сначала с лаем просыпаются собаки, задолго до первых криков петухов и карканья ворон, задолго до пробуждения людей; жалобный вой и громкие стенания всей этой живности, направляющейся в город, пронзают туманную дымку, отливающую всеми цветами радуги и расползающуюся по сотням долин. Сидя на балконе 314-го номера отеля, расположенного на самом высоком холме Кигали, довольный жизнью человек запросто может решить, что оказался в раю, пока облака скрывают тысячи зажженных масляных ламп, детей и стариков, захлебывающихся кашлем, вонючие жаровни, кипящие котелки с кукурузой и сорго. Этот туман, постепенно окрашивающийся во все цвета радуги, - словно пестрая защитная кулиса, фильтр, что пропускает лишь тени жизни, мерцание и отдаленный гул. Бернар думает: вот так Бог, наверное, видит и слышит наше непрерывное копошение. Как на гигантском экране кинотеатра со звуком «долби», потягивая какой-нибудь небесный нектар и хрустя попкорном. Зритель заинтересованный и вместе с тем такой далекий. Вот так же и белые постояльцы отеля, ощущая себя почти богами, слушают и пытаются понять Африку. Они находятся на достаточно близком расстоянии, чтобы говорить и даже писать о ней. И все же они так усердно отгораживаются от нее своими ноутбуками, «тойотами» с кондиционерами, своими продезинфицированными номерами, а вокруг столько чернокожих, старающихся отбелить свою кожу, что теперь белые считают, что запах черных - это запах дешевых кремов и духов из беспошлинного магазина Найроби.

Взрывается граната, вероятно, последняя этой ночью, туман уже рассеивается. Наступает час, когда убийцы отправляются спать.