И, поскольку гости явно не собирались уходить, пришлось зарезать коз, подаренных будущим супругам. Когда родня увидела, что на большом костре жарятся две козы и несколько куриц, то, чтобы устроить настоящий пир, они отправили маленьких гонцов по домам, и те вернулись с полными охапками помидоров, салата, лука, яиц и сыра. Никто не смеялся, не разговаривал громко, но и шушукаться перестали. Женщины плотным кольцом окружили Жантий, детей близко не подпускали, Она смеялась и болтала без умолку - один единственный взгляд, смешок или вздох, и она принималась рассказывать следующую историю. Мужчины держались небольшими группками, почти не говорили, всматривались в долину и в соседний холм. Иногда один из них шел за Жаном-Дамасеном и просил его перевести, потому что многие говорили только на киньяруанда, а Валькур знал лишь три слова на этом языке: уеgо, оуа и inzoga, то есть «да», «нет» и «пиво». Мужчины, а так делали только мужчины, будь то кузен или друг, слегка склоняли голову перед Валькуром и ждали, пока отец повтори, по французски то, что ему поведали. Это были слова приветствия и восхваление красоты будущей супруги, которая, как сказал один из них., хоть и худая, а значит, не сможет работать в поле, все же родит красивых детей. А еще через Жана-Дамасена все советовали Валькуру увезти Жантий в другую страну. Когда повисала пауза, означавшая, что перевод закончен, все они немного отступали назад и пожимали ему руку, почти отвернувшись, будто прикосновение к человеку с другим цветом кожи было чем-то постыдным. Последний, типичный тутси, сказали бы антропологи, долговязый, угловатый и гибкий одновременно, скуластый, с горящими глазами, не подал ему руки, когда наступила пауза. Он посмотрел Валькуру в глаза, сплюнул и растер слюну ногой, как будто хотел испачкать землю. «Он говорит, что уважает вас, но, если вы настоящий мужчина, вы не имеете права оставлять Жантий на оскверненной земле». В кружке женщин смех и перешептывание становились все громче. Женщины встали еще теснее, Жантий по-прежнему находилась в центре" впрочем, это было уже неважно, откровенные признания женщин сыпались одно за другим сами собой. То и дело слышались взрывы смеха, но вызывавшие его слова произносились шепотом. И каждая женщина, выражая свою радость, опускала голову. Мужчины невозмутимо крутились вокруг огня, тыкали, пробуя на готовность, коз и куриц, отчитывали детей, слишком близко подходивших к краю обрыва. Мужчин не интересовали развлечения женщин, слишком похожие на детские шалости. Впрочем, женщины - те же дети.
Вот уже полчаса они ехали молча. Где-то на западе посреди чертовски огромного, занимавшего весь горизонт, Заира исчезло солнце, словно золотая монета в руке фокусника. Они беспрепятственно проехали пост на выезде из Бутаре.
– Вы много смеялись.
Жантий прыснула так же, как тогда, в окружении женщин. Да, они смеялись, потому что говорили о мужчинах, а точнее, о поведении мужчин в постели.
– Подростками мы собирались в круглом доме-по пять-шесть девушек и женщина постарше, у которой уже были мужчины. Мы рассаживались на циновке и вытягивали ноги. Залазили рукой себе в трусики. Женщина говорила нам тереть и ласкать промежность, пока она не станет влажной, потом открыть ее и найти штучку, похожую на маленький язычок, прячущийся между губ, от прикосновения к которому бросает в дрожь. Теперь то я знаю, что это называется «губы» и «клитор». Женщина, посвятившая нас, называла это «женским секретом». Потом мы ласкали сами себя. Это было что-то вроде игры, соревнования, кто испытает больше удовольствия и как можно позже. Сегодня подружки расспрашивали меня, пригодились ли мне эти открытия и пользуется ли ими белый мужчина. Сначала я рассказала им обо всех твоих ласках и о своих тоже. А потом они поделились своими тайнами и желаниями, в основном фантазиями, потому что у них мало тайн.
– А почему вы смеялись, как девчонки?
– Стеснение, скромность, стыд. Они все еще живут в подростковых мечтах и, только смеясь, могут говорить о своих желаниях и тайных мыслях.