Повернув свое конопатое, загорелое лицо к Пу, Май с дурашливым смехом говорит, что надо, дескать, поторопиться домой, а то опоздаешь к обеду И откидывает со лба прядку волос. Кузнец кивает Пу, показывая свои белы как у молодого, зубы. Возле кузницы дожидается своей очереди длинный парень, которому требуется подковать лошадь. Поспешное прощание и — на велосипед Май. Пу сидит на заднем багажнике, крепко вцепившись в пружин седла. Прямо перед его носом маячит зад Май, ее бедра, талия и спина, он пахнет Май. Пу любит ее почти так же сильно, как маму, а иногда даже сил: нее, это сбивает с толку.
У почты посыпанный щебнем большак делает короткий, но крутой подъем Май сперва еще пытается крутить педали, но потом сдается, и они идут рядом сообща толкая велосипед. «Нюни пускал?» — спрашивает Май, не глядя на Пу «Не пускал, просто разозлился ужасно, — мгновенно отвечает Пу. — Когда злюсь, похоже, будто я нюни пускаю, но я не пускаю». «Из-за Дагге?» — продолжает расспрашивать Май. Пу на мгновение задумывается и потом говори «Когда-нибудь я его прирежу». И втягивает носом соплю. Он почти совсем пришел в норму. «Нельзя идти с ножом на брата, — смеется Май. — А то в колони попадешь». «Не смейся», — скрипит зубами Пу и толкает Май, которая делает шаг в сторону. «Не смей толкаться, дерьмецо ты эдакое, — дружелюбно говорит она и добавляет: — Хорошо, хорошо, я не буду смеяться, обещаю. Но тебе надо научиться понимать, что люди смеются по самым разным поводам, ничго страшного. Ты ведь тоже смеяться умеешь, правда?»