Воскресшая душа

– Есть, Соня, – ответил граф. – Ты только не сердись… Ответь мне прямо, как это достойно твоего сердца.

– Без предисловий, я жду!

Голос Софьи теперь был резок и даже груб.

– Видишь ли, Соня… Ты не подумай, что у меня на уме что-нибудь дурное… Нет, нет! Но все-таки мне хотелось бы знать, кто эти молодые люди – Куделинский, Марич, шафера… в особенности Куделинский…

Софья опять рассмеялась, но на этот раз не так искренно.

– Это мне нравится! – воскликнула она. – Мой супруг уже ревнует!..

– Соня! – попробовал остановить ее Нейгоф.

– Да что тут! Ты спроси, сколько раз я видела этих господ? Марича я вижу всего второй раз в жизни, а Куделинского видела чаще… Это клиенты моего покойного благодетеля… Они бывали у него, так как же я могла не видеть их? Я никогда не говорила с ними иначе, чем с гостями. Если я пригласила их быть нашими шаферами, – то лишь потому, что никого более не знаю. А эти люди мне хоть по фамилиям известны… Третьего, Квеля, я совершенно не знаю… А ты… ты… ревнуешь меня, свою молодую, маленькую женушку, к первым встречным… Грех тебе!

И вдруг Софья заплакала.

– Милая, да я не хотел обидеть тебя! – воскликнул граф и заплакал сам, стоя на коленях и смотря на жену снизу вверх влюбленными глазами.

– Станция Любань! – раздался у дверей купе окрик кондуктора, сразу нарушивший идиллическое настроение супругов. – Поезд стоит двадцать минут!

– Мы выйдем, – встрепенулась Софья. – Право, ты обидел меня, Михаил.

– Дорогая, разве я хотел…

– Все равно!.. Я прощаю тебе, потому что ты не знаешь меня. Но в будущем воздержись. Мне… очень больны твои подозрения.

Замигали фонари станционной платформы. Задребезжали свистки. Поезд стал. Михаил Андреевич и Софья вышли из вагона, и тут же Нейгофу бросилась в глаза красивая, самоуверенная физиономия Куделинского, разговаривавшего с начальником станции.

Станислав Федорович увидел их.

– Верный дружка все-таки проконвоировал молодого князя и княгиню! – воскликнул он, бросаясь с объятиями к Нейгофу. – Хорошо доехали?

– Вы как здесь? – удивился граф.

– С этим же поездом… вскочил в вагон после третьего звонка… Двойная плата и прочие пустяки. Зато убежден, что все благополучно… Софья Карловна, ручку!

Нейгоф невольно устремил взгляд на Софью. На ее лице было недовольное, даже брезгливое выражение.

– Михаил, вернемся в вагон, – произнесла она, беря под руку мужа.

– Но ты хотела прогуляться?

– Нет, холодно! Прошу тебя. Мое почтенье, месье Куделинский!

Она первая вошла в вагон. Граф, холодно простившись со Станиславом Федоровичем, последовал за ней.

Куделинский остался на платформе.

– Ай да Сонька! – проговорил он вполголоса. – Ну и молодец! Какое самообладание! Посмотрим, что это она мне в руку сунула?

Он разжал ладонь. Там был клочок бумаги.

«Больше не показывайся. Опасно. Теленок брыкается. Справлюсь одна!» – было написано на нем.

XVII Игра с огнем

Поезд уже скрылся в ночной мгле, а Куделинский все еще стоял на платформе и смотрел ему вслед.

«Да, – думал он, – игра заканчивается… выигрыш почти в наших руках… в наших, в наших… Но почему не в одних моих?»

Неожиданное прикосновение к плечу заставило его вздрогнуть.

– Не вы ли господин Куделинский, Станислав Федорович, будете? – раздался позади него мужской голос.

Станислав обернулся и увидел станционного телеграфиста.

– Да, я Куделинский, – объявил он.

– Из Петербурга? – последовал новый вопрос.

– Да? Вам – телеграмма… вслед отправлена. Пожалуйте в контору.

Телеграфист и Куделинский прошли в вокзал.

В телеграфной конторе Станиславу Федоровичу была передана телеграмма. Взглянув на нее, он побледнел.

– Не хотите ли воды? – любезно предложил начальник телеграфа, заметив перемену в лице адресата.

– Нет, благодарю вас, – приходя в себя, ответил Куделинский. – Скажите, когда проходит курьерский?

– В Москву?

– Да.

– В двенадцать ночи.

– А ближайший поезд в Петербург?

– Чудовский, в четыре утра с минутами…

– Благодарю вас. Кажется, здесь я могу на воздух выйти? – указал Станислав Федорович на дверь, противоположную той, через которую он вошел в контору.

– Можно и здесь, хотя это, так сказать, служебный ход… Но все равно… Павел, отвори господину!

Куделинский очутился на морозном воздухе.

– Проклятый, проклятый! – гневно шептал он, шагая по платформе. – Ведь так все может погибнуть… Он следит не за нами, а за этим кисляем, но может наткнуться и на нас. Тогда все пропало! Э, да ничего! Смелее, Станислав, игра стоит того, чтобы из-за нее сжечь еще одну свечу… Смелей! Но как лучше действовать? Этот Кобылкин – продувная бестия…

Куделинский задумался.

Не он один в скором поезде провожал чету новобрачных. Когда поезд тронулся, на площадку заднего вагона с противоположной стороны вскочил Кобылкин.

– Куда? – кинулся к нему тормозной кондуктор. – Нельзя так!

– Те-те-те! Как же это, милый человек, нельзя? – возразил Мефодий Кириллович. – Если я здесь, стало быть, можно!

– По правилам не полагается… Непорядок-с! – заговорил тормозной. – К старшему пожалуйте!

– Зачем, друг сердечный?

– Представить вас необходимо… Не сталкивать же!