Воскресшие боги (др. изд.)

Мережковский Дмитрий Воскресшие боги

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Воскресшие боги

ПЕРВАЯ КНИГА. БЕЛАЯ ДЬЯВОЛИЦА

Во Флоренции, рядом с каноникой Орсанмикеле, находились товарные склады цеха красильщиков.

Неуклюжие пристройки, клетки, неровные выступы на косых деревянных подпорах лепились к домам, сходясь вверху черепичными кровлями так близко, что от неба оставалась лишь узкая щель, и на улице, даже днем, было темно. У входа в лавки висели на перекладинах образчики тканей заграничной шерсти, крашенной во Флоренции. В канаве посередине улицы, мощенной плоскими камнями, струились разноцветные жидкости, выливаемые из красильных чанов. Над дверями главных складов -- фондаков виднелись щиты с гербом Калималы, цеха красильщиков: в алом поле золотой орел на круглом тюке белой шерсти.

В одном из фондаков сидел, окруженный торговыми записями и толстыми счетными книгами, богатый флорентийский купец, консул благородного искусства Калималы- мессер Чиприано Буонаккорзи.

В холодном свете мартовского дня, в дыхании сырости, веявшей из подвалов, загроможденных товарами, старик зяб и кутался в облезлую беличью шубу с истертыми локтями. Гусиное перо торчало у него за ухом, и слабыми, близорукими, но всевидящими глазами он просматривал, как будто небрежно, на самом деле внимательно, пергаментные листки громадной счетной книги, страницы, разделенные продольными и поперечными графами; справа "дать", слева -- "иметь". Записи товаров сделаны были ровным круглым почерком, без прописных букв, без точек и запятых, с цифрами римскими, отнюдь не арабскими, считавшимися легкомысленным новшеством, непристойным для деловых книг. На первой странице было написано большими буквами: "Во имя Господа нашего Иисуса Христа и Приснодевы Марии счетная книга сия начинается лета от Рождества Христова тысяча четыреста девяносто четвертого".

Окончив просмотр последних записей и тщательно исправив ошибку в числе принятых под залог шерстяного товара латтов продолговатого стручкового перцу, меккского имбирю и вязок корицы, мессер Чиприано с усталым видом откинулся на спинку стула, закрыл глаза и начал обдумывать деловое письмо, которое предстояло ему послать главному приказчику на суконную ярмарку во Франции, в Монпелье.

Кто-то вошел в лавку. Старик открыл глаза и увидел своего мызника, поселянина Грилло, который снимал у него пахотную землю и виноградники на подгорной вилле Сан-Джервазио, в долине Муньоне.

Грилло кланялся, держа в руках корзину с яйцами, старательно переложенными соломою. У пояса его болтались два живых молоденьких петушка на связанных лапках, хохолками вниз.

-- А, Грилло! -- молвил Буонаккорзи со свойственной ему любезностью, одинаковой в обращении с малыми и великими.--Как Господь милует? Кажется, нынче весна дружная?

-- Нам, старикам, мессере Чиприано, и весна не в радость: кости ноют-в могилу просятся.

-- Вот к Светлому празднику,--прибавил он, помолчав,-- яичек да петушков вашей милости принес.

Грилло с хитрой ласковостью щурил свои зеленоватые глазки, собирая вокруг них мелкие загорелые морщины, какие бывают у людей, привыкших к солнцу и ветру.

Буонаккорзи, поблагодарив старика, начал расспрашивать о делах.

-- Ну, что, готовы ли работники на мызе? Успеем ли кончить до свету?

Грилло тяжело вздохнул и задумался, опираясь на палку, которую держал в руках.

-- Все готово, и работников довольно. Только вот что я вам доложу, мессере: не лучше ли подождать?

-- Ты же сам, старик, намедни говорил, что ждать нельзя,-- может кто-нибудь раньше догадаться.

-- Так-то оно так, а все-таки страшно. Грех! Дни нынче святые, постные, а дело наше неладное...

-- Ну, грех я на свою душу беру. Не бойся, я тебя не выдам.--Только найдем ли что-нибудь?

-- Как не найти! На то приметы есть. Отцы и деды знали о холме за мельницей у Мокрой Лощины. По ночам на Сан-Джиованни огоньки бегают. И то сказать: у нас этой дряни всюду много. Вот, говорят, недавно, как рыли колодец в винограднике у Мариньолы, целого черта вытащили из глины... -- Что ты говоришь? Какого черта?

-- Медного, с рогами. Ноги шершавые, козлиные,-- на концах копыта. А рыльце забавное,--точно смеется; на одной ноге пляшет, пальцами прищелкивает. От старости весь позеленел, замшился. -- Что же с ним сделали?

-- Колокол отлили для новой часовни Архангела Михаила.

Мессер Чиприано едва не рассердился; -- Зачем же ты об этом раньше не сказал мне, Грилло?

-- Вы в Сиену по делам уезжали.

-- Ну, написал бы. Я бы прислал кого-нибудь. Сам приехал бы, никаких денег не пожалел бы, десять колоколов отлил бы им. Дураки! Колокол-из пляшущего Фавна,-- быть может, древнего эллинского ваятеля Скопаса...

-- Да, уж подлинно -- дураки. Только не извольте гневаться, мессер Чиприано. Они и так наказаны: с тех пор, как новый колокол повесили, два года червь в садах яблоки и вишни ест, да на оливы неурожай. И голос у колокола нехороший. -- Почему же нехороший?