Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)

— О, чада мои, — объяснил фра Тимотео, — некогда скажут люди и о великом Обольстителе, о Грядущем во тьме: «он добр, он благ, он совершенен», — ибо лик его подобен лику Христа, и дан ему будет голос уветливый, сладостный, как звук цевницы. И многих соблазнит милосердием лукавым. И созовет с четырех ветров неба племена и народы, как созывает куропатка обманчивым криком в гнездо свое чужой выводок. Бодрствуйте же, братья мои! Се ангел мрака князь мира сего, именуемый Антихристом, приидет в образе человеческом: флорентинец Леонардо — слуга и предтеча Антихриста!

Выдувальщик стекла Горгольо, который ничего не слыхивал о Леонардо, молвил с уверенностью:

— Истинно так! Он душу дьяволу продал и собственной кровью договор подписал.

— Заступись, Матерь Пречистая, и помилуй! — верещала торговка Барбачча. — Намедни сказывала девка Стамма — в судомойках она у палача тюремного — будто бы мертвые тела этот самый Леонардо, не к ночи будь помянут, с виселиц ворует, ножами режет, потрошит, кишки выматывает…

— Ну, это не твоего ума дела, Барбачча, — заметил с важностью Корболо, — это наука, именуемая анатомией…

— Машину, говорят, изобрел, чтобы по воздуху летать на птичьих крыльях, — сообщил златошвей Маскарелло.

— Древний крылатый змий Велиар восстает на Бога, — пояснил опять фра Тимотео. — Симон Волхв тоже поднялся на воздух, но был низвержен апостолом Павлом.

— По морю ходит, как по суху, — объявил Скарабулло: — «Господь, мол, ходил по воде, и я пойду», — вот как богохульствует!

— В стеклянном колоколе на дно моря опускается, — добавил скорняк Мазо.

— И, братцы, не верьте! На что ему колокол? Обернется рыбой и плавает, обернется птицей и летает! — решил Горгольо.

— Вишь ты, оборотень окаянный, чтоб ему издохнуть!

— И чего отцы инквизиторы смотрят? На костер бы!

— Кол ему осиновый в горло!

— Увы, увы! Горе нам, возлюбленные! — возопил фра Тимотео. — Святейший гвоздь, святейший гвоздь — у Леонардо!

— Не быть тому! — закричал Скарабулло, сжимая кулаки, — умрем, а не дадим святыни на поругание. Отнимем гвоздь у безбожника!

— Отомстим за гвоздь! Отомстим за убитого герцога!

— Куда вы, братцы? — всплеснул руками башмачник. — Сейчас обход ночной стражи. Капитан Джустиции…

— К черту капитана Джустиции! Ступай под юбку к жене своей, Корболо, ежели трусишь!

Вооруженная палками, кольями, бердышами, камнями, с криком и бранью, двинулась толпа по улицам.

Впереди шел монах, держа распятие в руках, и пел псалом:

«Да воскреснет Бог и да расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его».

«Как исчезает дым, да исчезнут, как воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Господня».

Смоляные факелы дымились и трещали. В их багровом отблеске бледнел опрокинутый серп одинокого месяца. Меркли тихие звезды.

X

Леонардо работал в своей мастерской над машиной для подъема святейшего гвоздя. Зороастро делал круглый ящик со стеклами и золотыми лучами, в котором должна была храниться святыня. В темном углу мастерской сидел Джованни Бельтраффио, изредка поглядывая на учителя.

Погруженный в исследование вопроса о передаче силы посредством блоков и рычагов, Леонардо забыл машину.

Только что кончил он сложное вычисление. Внутренняя необходимость разума — закон математики оправдывал внешнюю необходимость природы — закон механики: две великие тайны сливались в одну, еще большую.

«Никогда не изобретут люди, — думал он с тихой улыбкой, — ничего столь простого и прекрасного, как явление природы. Божественная необходимость принуждает законами своими вытекать из причины следствие кратчайшим путем».

В душе его было знакомое чувство благоговейного изумления перед бездною, в которую он заглядывал, — чувство, не похожее ни на одно из других доступных людям чувств.

На полях, рядом с чертежом подъемной машины для святейшего гвоздя, рядом с цифрами и вычислениями, написал он слова, которые в сердце его звучали, как молитва.

«О дивная справедливость Твоя, первый Двигатель! Ты не пожелал лишить никакую силу порядка и качества необходимых действий, ибо, ежели должно ей подвинуть тело на сто локтей, и на пути встречается преграда, Ты повелел, чтобы сила удара произвела новое движение, получая замену непройденного пути, различными толчками и сотрясениями, — о, божественная необходимость Твоя, первый Двигатель!»

Раздался громкий стук в наружную дверь дома, пение псалмов, брань и вопль разъяренной толпы.

Джованни и Зороастро побежали узнать, что случилось.

Стряпуха Матурина, только что вскочившая с постели, полуодетая, растрепанная, бросилась в комнату с криком:

— Разбойники! Разбойники! Помогите! Матерь Пресвятая, помилуй нас!..

Вошел Марко д’Оджоне с аркебузом в руках и поспешно запер ставни на окнах.

— Что это, Марко? — спросил Леонардо.

— Не знаю. Какие-то негодяи ломятся в дом. Должно быть, монахи взбунтовали чернь.

— Чего они хотят?

— Черт их разберет, сволочь полоумную! Святейшего гвоздя требуют.

— У меня его нет: он в ризнице у архиепископа Арчимбольдо.

— Я и то говорил. Не слушают, беснуются. Вашу милость отравителем герцога Джан-Галеаццо называют, колдуном и безбожником.