Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)

— Господи! Господи! Не могу больше… не могу… Биче, Биче… Из-за меня, окаянного!..

Он вспомнил, как только что, увидев его, герцогиня закричала с неистовой злобой: «Прочь! Прочь! Ступай к своей Лукреции!..»

Хлопотливая старушонка подошла к нему с оловянною тарелочкой:

— Откушать извольте, ваше высочество…

— Что это?

— Волчье мясо. Примета есть: как волчьего мяса отведает муж, родильнице легче. Волчье мясо, отец ты мой, первое дело!

Герцог с покорным и бессмысленным видом старался проглотить кусочек жесткого, черного мяса, который застрял у него в горле.

Старуха, наклонившись над ним, бормотала:

Отче наш, иже еси.
Семь волков, одна волчиха.
На земли и небеси.
Взвейся, ветер, наше лихо
В чисто поле унеси.

«Свят, свят, свят — во имя Троицы единосущной и безначальной. Крепко слово наше. Аминь!»

Из комнаты больной вышел главный придворный медик Луиджи Марлиани в сопровождении других врачей.

Герцог бросился к ним.

— Ну, что? Как?..

Они молчали.

— Ваша светлость, — произнес наконец Луиджи, — все меры приняты. Будем надеяться, что Господь в своем милосердии…

Герцог схватил его за руку.

— Нет, нет… Есть же какое-нибудь средство… Так нельзя… Ради Бога… Ну, сделайте же, сделайте что-нибудь!..

Врачи переглянулись, как авгуры, чувствуя, что надо его успокоить.

Марлиани, строго нахмурив брови, сказал по-латыни молодому врачу с румяным и наглым лицом:

— Три унции отвара из речных улиток с мушкатным орехом и красным толченым кораллом.

— Может быть, кровопускание? — заметил старичок с робким и добрым лицом.

— Кровопускание? Я уже думал, — продолжал Марлиани, — к несчастью, Марс — в созвездии Рака в четвертом доме Солнца. К тому же влияние нечетного дня…

Старичок смиренно вздохнул и притих.

— Как полагаете вы, учитель, — обратился к Марлиани другой врач, краснощекий, развязный, с непобедимо веселыми и равнодушными глазами, — не прибавить ли к отвару из улиток мартовского коровьего помета?

— Да, — задумчиво согласился Луиджи, потирая себе переносицу, — коровьего помета, — да, да, конечно!

— О Господи! Господи! — простонал герцог.

— Ваше высочество, — обратился к нему Марлиани, — успокойтесь, могу вас уверить, что все, предписываемое наукой…

— К черту науку! — вдруг, не выдержав, накинулся на него герцог, с яростью сжимая кулаки. — Она умирает, умирает, слышите! А вы тут с отваром из улиток, с коровьим пометом!.. Негодяи!.. Вздернуть бы вас всех на виселицу!..

И в смертельной тоске заметался он по комнате, прислушиваясь к неумолкавшему воплю.

Вдруг взор его упал на Леонардо. Он отвел его в сторону:

— Послушай, — забормотал герцог, точно в бреду, видимо сам едва помня, что говорит, — послушай, Леонардо, ты стоишь больше, чем все они вместе. Я знаю, ты обладаешь великими тайнами… Нет, нет, не возражай… Я знаю… Ах, Боже мой, Боже мой, этот крик!.. Что я хотел сказать? Да, да, — помоги мне, друг мой, помоги, сделай что-нибудь!.. Я душу отдам, только бы помочь ей хоть ненадолго, только бы этого крика не слышать!..

Леонардо хотел ответить; но герцог, уже забыв о нем, кинулся навстречу капелланам и монахам, входившим в комнату.

— Наконец-то! Слава Богу! Что у вас?

— Частицы мощей преподобного Амброджо, Пояс ро-допомощницы св. Маргариты, честнейший Зуб св. Христофора, Волос Девы Марии.

— Хорошо, хорошо, ступайте, молитесь!

Моро хотел войти с ними в комнату больной, но в это мгновение крик превратился в такой ужасающий визг и рев, что, заткнув уши, он бросился бежать. Миновав несколько темных зал, остановился в часовне, слабо освещенной лампадами, и упал на колени перед иконою.

— Согрешил я, Матерь Божия, согрешил, окаянный, невинного отрока погубил, законного государя моего Джан-Галеаццо! Но ты, Милосердная, Заступница единая, услышь молитву мою и помилуй! Все отдам, все отмолю, только спаси ее, возьми душу мою за нее!

Обрывки нелепых мыслей теснились в голове его, мешая молиться: он вспомнил рассказ, над которым недавно смеялся, — о том, как один корабельщик, погибая во время бури, обещал Марии Деве свечу величиною с мачту корабля; когда же товарищ спросил его, откуда возьмет он воска для такой свечи, тот ответил: молчи, только бы спастись нам теперь, а потом будет время подумать; к тому же, я надеюсь, что Мадонна удовольствуется меньшею свечою.

— О чем это я, Боже мой! — опомнился герцог. — С ума схожу, что ли?..

Он сделал усилие, чтобы собрать мысли, и начал снова молиться.

Но яркие хрустальные шары, похожие на ледяные прозрачные солнца, поплыли, закружились перед ним, послышалась тихая музыка, вместе с назойливым припевом золотого мальчика:

Скоро к вам, о люди, скоро
Я вернусь по воле Моро.

Потом все исчезло.

Когда он проснулся, ему казалось, что прошло не более двух-трех минут; но, выйдя из часовни, увидел он в окнах, занесенных вьюгою, серый свет зимнего утра.

X

Моро вернулся в залы Рокетты. Здесь всюду была тишина. Навстречу ему попалась женщина, несшая короб с пеленками. Она подошла и сказала:

— Разрешиться изволили.