Воскресший для мщения

— Нет, Лерочка, нет, не могу с тобой согласиться, — вздыхал Гнедой. — Если бы ты знала, как я завидую тем, кто может донести до зрителей тепло своей души, свой искрометный талант. Белой, разумеется, завистью, но… тем не менее, завидую… Впрочем, очень поздно, а я так сегодня устал. Пошли в опочивальню, рыбка моя…, — прошептал он и прижал её к себе.

— Евгений Петрович! — в комнату всунулась круглая голова телохранителя. — Там к вам участковый Трынкин явился. Говорит, срочное дело…

— Обалдел он, что ли, в такое время? — искренне возмутился Гнедой. — Гоните его в шею… Да и не Трынкин у нас участковый, а, насколько я помню, Виктюшкин. А это какой-то шарлатан… В шею его, да собак спустите…

— Евгений Петрович, — защебетала Лерочка. — Вы же не бросите меня в такой момент, я так возбудилась… Гоните всех посетителей… Гоните… Они отнимают у нас мгновения счастья… — Она обняла Гнедого за шею и, не стесняясь присутствующих, смачно поцеловала его в губы. Гнедой совершенно разомлел и укоризненно поглядел на телохранителя, вошедшего в столь неудачный момент.

— Говорит, что он недавно назначен, — бубнил телохранитель, глядя в пол. — Мокруха, говорит, в поселке, какого-то человека только что застрелили…

— Мать его… Застрелили, так застрелили, я, что ли, его застрелил? — проворчал Гнедой, однако, вставая, и натягивая на себя спортивные брюки и куртку. — Не пускать его сюда, сам выйду. Собак в ангар загоните, мент, все-таки, порвут, отвечай потом… Мокруха, говорит? Я муху не могу убить, жалею божье создание… Почему, если что, так сразу ко мне?

Он вышел на хорошо освещенный многочисленными прожекторами участок. Около калитки стоял невысокого роста мужчина в милицейской форме.

— Ради Бога, извините, Евгений Петрович, — бормотал мужчина. — Тут такое дело… Я новый участковый Трынкин. — Вот мое удостоверение…

— Евгений Петрович, — выскочила на крыльцо Лерочка. — Я вас жду с нетерпением…

— Сейчас, сейчас, рыбонька! Уже иду, уже спешу! — ласковым голосом проворковал Гнедой. — А Виктюшкин где? — спросил Гнедой, брезгливо, двумя пальцами, взяв в руки удостоверение, невнимательно его прочитав и вернув милиционеру.

— Да он переведен в распоряжение областного управления… А я только принял должность, и надо же… Убит неизвестный человек… Зверски убит… Десять выстрелов в упор, лица невозможно узнать. Его отвезли в районный морг. Я просто хотел у вас узнать, не видели ли вы около своей дачи каких-нибудь подозрительных субъектов?

— Да я каждый день их вижу! — расхохотался Гнедой. — Вы знаете, Крынкин, сейчас все люди какие-то подозрительные, до того подозрительные, что у меня даже возникает серьезное подозрение в антропологической катастрофе… Даже хотя бы поглядеть на моих добрых друзей, — показал он на телохранителей. — Или даже, извините, на вас, если не принимать во внимание вашу форму. Глядя на вас без формы, трудно было бы сказать, что вы приличный человек… Я опять же совершенно без обид, теоретически, так сказать… Это ещё что такое, черт побери? Только этого нам не хватало для полного счастья!

Его реакция была вызвана тем, что в ту минуту, когда он рассуждал об антропологической катастрофе и свет в доме, и уличные фонари мгновенно погасли, и они остались в кромешной темноте. Из запертого ангара раздался оголтелый лай собак. А из дома послышался вопль Лерочки: — Евгений Петрович! Тут темно! Мне страшно! Идите же скорее ко мне!

— Черт знает что здесь творится, — извиняющимся голосом произнес Трынкин. — Пришел побеседовать, и на тебе!

— Фонарики принесите! — скомандовал телохранителям Гнедой. — Темно как у негра в жопе! — перестал выбирать выражения раздраженный хозяин. Только что собирался пойти наслаждаться с новой подружкой, так мало того, что мент на ночь приперся с какой-то гребаной мокрухой, так ещё и свет погас… — И машину в гараж не загнали, лоботрясы, — проворчал он. — Ладно, теперь не надо, побьете ещё машину, вижу, уже все пьяные. Ладно, Крынкин, ступайте, завтра придете, при свете дня, не могу теперь разговаривать. Никого, к тому же, я не видел, и ничем следствию помочь не могу, при всем моем уважении к органам правопорядка…

Но Трынкин уходить не собирался. Он стал рассказывать Гнедому о ужасном состоянии трупа и подробно вещал о том, на каком именно месте он этот труп обнаружил. А обозленный до предела Гнедой не мог выставить участкового милиционера за дверь и вынужден был слушать его никчемный вздор, совершенно его не интересующий. Болтал он не менее пятнадцати минут, и только пообещав явиться на днях к нему в отделение, Гнедой умудрился выставить болтуна восвояси…

— Свечей побольше! Свечей и шампанского! — скомандовал Гнедой. — И вообще, надо делать автономную подстанцию. Чтобы не зависеть от всяких там шарлатанов и головотяпов… А пока будем наслаждаться… Сюда свечи, сюда, будет вечер при свечах, как в пушкинские времена…

Обнял Леру за тонкую талию и повел в опочивальню.