Воскресший для мщения

— Поцелуй нашего гостя, — приказал он. Та улыбнулась и чмокнула Михаила в щеку. Тот пунцово покраснел.

— А теперь ты её поцелуй, обними и поцелуй, — сказал Гнедой. Михаил молча выполнил просьбу, стараясь, однако, не переходить грани. Он знал от Живоглота, что Гнедой обожает вздор и фарсовые ситуации, но знал также, что замочить человека для него все равно, что высморкаться.

— Правда, хороша у неё жопка, а, Михаил Гаврилович? — призвал оценить красоту своей дамы Гнедой.

— Правда, — ответил Михаил.

Гнедой заливисто расхохотался.

— За то я её и люблю, честно говоря. Кто-то любит сиськи, кто-то губки, кто-то глазки. Для меня же главное в даме — это ляжки и жопа.

Он вдруг посерьезнел, сжал тонкие губы. Напряженно задумался о чем-то. Все замерли, ожидая, что он скажет. Думал он не меньше минуты.

Так о чем я говорил? — очнулся он от забытья. — Склероз понимаете, ранний склероз. Кстати, то же было у моего покойного батюшки Петра Адольфовича. И именно в моем возрасте.

Живоглот и Лычкин молчали и мрачно переглядывались.

— Вы говорили о жопе, Евгений Петрович, — осмелилась напомнить Варенька.

— Правда? — удивился Гнедой. — О жопе? Быть того не может! Как бы я посмел при даме? … Впрочем, кто его знает, может быть, и говорил, от постоянного перенапряжения нервной системы ещё и не то скажешь… Но об этом позже. Теперь мы поговорим о других аспектах бытия. Ты пока иди, дорогуша и распорядись насчет хорошего ланча. С вином, икрой, холодными окороками и свежими фруктами. И лимоны не позабудь, — рассмеялся он. — А то наш Николай Андреевич не может купить себе лимонов. Это в корне неправильно, ибо в них витамин С, а он улучшает миропонимание и мироощущение. Вот наш покойный друг Мойдодыр наверняка в зоне недополучал витаминов, и каков результат? — он пристально поглядел в глаза Лычкину. Тот умудрился выдержать этот страшный взгляд. Гнедой похлопал его по плечу.

— Я выражаю тебе свою признательность, Михаил, сын Гавриила, царство ему небесное. А я умею быть благодарным, будь уверен… А пока ещё одно дело. Ты Петра Петровича Сидельникова знаешь?

— Да, конечно, знаю, он защищал отца.

— Хороший адвокат. Очень хороший. Настоящий профессионал. Умеет защитить, значит, сумеет и потопить. Он наш с тобой общий знакомый. Твое дело порекомендовать Петра Петровича Кондратьеву. Чтобы именно он защищал его. Сможешь? Тебе там ещё верят?

— Кондратьев верит, Никифоров верит, кстати, он вечером вернулся из Китая, Фролов смотрит косо…, — четко ответил Лычкин.

— Да? — нахмурился Гнедой. — Подозревает в чем-то?

— Нет. Просто недолюбливает.

— Вот сволочь-то. Что это он тебя недолюбливает, в толк не возьму? Впрочем, я сам его заочно недолюбливаю, не так давно он поставил меня в сложную ситуацию. Но с ним разберемся позднее. Пока на повестке дня Кондратьев. А его надо упрятать далеко и надолго. Навсегда, я полагаю. Ты согласен со мной, Михаил?

— Согласен.

— И правильно. Я сам не люблю таких пустоголовых солдафонов. Выдрючиваются своими боевыми заслугами, словно это мы с тобой их туда, в горячие точки посылали. Короче, задача такая — срочно поедешь к Никифорову и предложишь ему кандидатуру Петра Петровича Сидельникова. Но разыграешь все как по нотам, сострадание там всякое, участие, обеспокоенность за судьбу фирмы, а, значит, и свою собственную. Он должен понимать, что не одно благородство движет тобой, а и личный интерес. Так будет убедительнее. Ведь если фирма накроется, все сотрудники останутся на улице. Он должен поверить, ты скажи открытым текстом, что Петр Петрович защищал твоего покойного несправедливо осужденного и умершего в результате следственного произвола батюшки. И хорошо защищал, добился минимального в той ситуации срока. И ведь это же все правда, чистейшая правда, вот что главное. А я прикрою тебя, будут ещё звонки от компетентных людей. А то есть там статейка, сто пятая, там всего-то до двух лет. А учитывая боевые заслуги Кондратьева, могут быть и исправительные работы. А зачем нам это? Совершенно незачем. А Сидельников сделает все как надо. Братва на него никогда не жаловалась. В золоте купается, знаешь, какие у него гонорары? Ну тут-то мы много не дадим, невелика пташка этот Кондратьев, и тем не менее… Он не откажется, ни к чему ему отказываться. Так что поработай ещё мозгами и поторгуй свое честнейшей мордой. Нравишься ты мне, Михаил, ну нравишься, и все тут, — он снова хлопнул его по плечу. А теперь подкрепитесь немного, и в путь!

Он хлопнул в ладоши, и в гостиную внесли угощение. Такого Михаил не видывал и в отцовском доме, хоть питались они более, чем сытно. И сервировка — сплошное серебро, хрусталь. Две хорошенькие горничные накрывали на стол. А за ними Варенька внесла на подносе разнообразные напитки.

— Это так, для антуража, — предупредил Гнедой. — Распивать потом будем, когда дело сделаем. А дел у тебя, Мишель, выше крыши. Тебе же ещё в Рязань надо смотаться и продать товар со склада. Впрочем, все это приятные, отрадные хлопоты. Куда лучше, чем пересчитывать рваные рубли, хватит ли до очередной получки.