Воскресший гарнизон

Оберштурмбанфюрер снисходительно взглянул на опального экс-коменданта и губы его передернула паутинка саркастической ухмылки. Овербек знал, что в свое время Курт Майнц и сам мечтал стать комендантом «СС-Франконии». Этот рослый, мощного телосложения офицер с бронзовым лицом рыбака, был достаточно волевым и решительным, чтобы превратиться в настоящего подземного диктатора «Регенвурмлагеря».

Зная, что Овербек тяготится своим пребыванием в подземелье, он несколько раз делился и с ним, и с Фризским Чудовищем, а в последнее время и со Штубером, прожектами по поводу дальнейшего развития «СС-Франконии», с которыми в свое время намеревался, но, увы, так и не решился, обратиться к фюреру.

Овербек понимал, что время Майнца прошло, в рейхсканцелярии теперь не до фантазий несостоявшегося коменданта, тем не менее все еще поражался его планам превратить «СС-Франконию» в настоящую столицу подземной империи, с тем, чтобы со временем перевоплотить эту империю в центр новой цивилизации – с единым этносом, единой идеологией и единым вождем.

– Мы и так уже фактически окружены: час назад на нашем направлении русские вышли к Одеру. Только что наш радист принял сообщение об этом из штаба группы армий «Висла»[64], командование которой фюрер поручил Гиммлеру.

Подполковник войск СС мужественно проследил за тем, как осколки упавшего неподалеку снаряда легли у скального подножия дота. Мысленно попытался определить траекторию полета еще одного послания русских артиллеристов, откуда-то издалека, лениво, но основательно пристреливавшихся по позициям гарнизона «СС-Франконии», и только потом продолжил: – Да, на правом берегу Одера еще идут бои, еще существуют очаги сопротивления подразделений СС, но души всех обороняющихся уже на том берегу, на «последнем рубеже «Восточного вала», как недавно назвал его доктор Геббельс.

– Значит, нас оставляют здесь одних?! – гневно блеснул кровянистыми белками глаз Овербек.

– Наполеон всегда считал, что командовать арьергардом должны самые достойные и мужественные.

– Именно так мы всё и восприняли! – буквально прорычал Овербек. – Однако возникает вопрос: если никто всерьез отстаивать «Регенвурмлагерь» не намерен, тогда какого дьявола нас все еще держат здесь?!

– Я уже известил вас, что позиции оставил по приказу командования, – вскинул подбородок Курт Майнц. – Что же касается зомби, то судьба этих недочеловеков меня не интересует.

– Но-но, подполковник! Здесь, на позициях, они – солдаты, как и все мы, – остудил его Свирепый Серб, который до сих пор старался не вмешиваться в беседу Овербека с подполковником СС. – И замечу, что это мои солдаты. Кстати, отходить к реке вам наверняка будет велено с боями. И когда такой приказ последует, вам придется отходить, а то и прорываться с боями, вместе с батальоном зомби.

– Никаких боев. Нас отводят прямо сейчас.

Фляга с коньяком застыла в нескольких миллиметрах от губ Свирепого Серба.

– Так вы что, совсем уходите, за Одер?

– Как оказалось, настоящий «Восточный вал» создается там, на левом берегу Одера, а не в этих болотах и подземельях.

– Но пока что вас всего лишь уводят с поля боя, разве не так? – несмело предположил штандартенфюрер, окончательно удивив этим Курта.

Он снисходительно, насколько позволяла разница в чине, окинул экс-коменданта взглядом и покачал головой.

– Единственное, чем могу утешить вас, господин Овербек, так это уверенностью, что остатки вашего воинства отводить тоже станут подземельями, в том числе и под Одером, – молвил подполковник войск СС, уже стоя в проеме бронированной двери «Шарнхорста». – Если только «ванюши» и «пшеки» наголову не истерзают ваших хваленых зомби-воинов во время ближайшей же атаки.

– Ну, эту атаку мы еще отобьем, – проворчал Свирепый Серб.

– …И видит Бог, – не обращал на него внимания Майнц, – что если бы командование гарнизоном лагеря поручили мне, «Регенвурмлагерь» сражался бы даже после падения Берлина. – Он выдержал насмешливый взгляд Овербека и подтвердил: – Да-да, можете в этом не сомневаться. Даже после объявления капитуляции. Потому что только при моем комендантстве «Регенвурмлагерь» стал бы соответствовать своему первичному назначению – быть подземным оплотом рейха.

– Павшего… рейха, – напомнил ему штандартенфюрер.

– Скорее, бессмертного в своей идее, – напыщенно уточнил Майнц.

– Именно этого в ставке фюрера больше всего опасались, – проворчал экс-комендант.

– Моей стойкости?

– Ваших диктаторских замашек, Майнц, если только это вас не оскорбит.

– Не оскорбит, – извиняюще улыбнулся оберштурмбанфюрер. – Ни для кого не секрет, что я сторонник жесткой дисциплины и решительных действий.