Воскресший гарнизон

— Тогда мы получаем сего лишь идеальных самоубийц.

— Почему бы не выразиться изящнее: идеальных камикадзе? Испытанных японским оружием и японским небом?

— Да потому что сами японцы уже убедились, что смертнику-камикадзе в большинстве случаев безразлично, как гибнуть. Причем многие стремятся к тому, чтобы как можно скорее покончить с «позорной церемонией жизни». Камикадзе лишены смысла борьбы за жизнь, а значит, и смысла самой борьбы, которая предполагает применение всех воинских навыков, изобретательности, стремления во что бы то ни стало перехитрить, выстоять, победить, чтобы остаться в живых. Их лишили основного стимула воинов всех веков и народов — «победить, чтобы остаться в живых!». Поэтому и японцы, и итальянский князь Боргезе со своими моряками-смертниками в облике людей-торпед, людей-катеров, людей-мин или одноместных субмарин-смертников, давно вынуждены прийти к выводу, что камикадзе — идеальные смертники, но из этого еще не следует, что они идеальные воины.

— Мне ясна ваша мысль, барон, — не стал оспаривать его тезисы Гамбора, хотя по колебанию, с которым доктор произнес это, чувствовалось, что согласен он не во всем. Что существуют некие нюансы, о которых он попросту не желает сейчас распространяться.

— Воспитание настоящих камикадзе — это ведь тоже своего рода зомбирование. Только идеологическое. Разве не так?

— Для самурая термин «идеологическое зомбирование» столь же понятен, как и для коммуниста. Кстати, на всякий случай сообщу, что, прежде чем пройти стажировку в роли палача, Кровавый Зомби находился на лесной диверсионной базе в Сербии, в составе группы «фридентальских коршунов» Скорцени. Среди прочих операций отрабатывались побеги из лагеря военнопленных, нападение на часовых, диверсии на железной дороге.

— Я знаком с программой его усиленной подготовки. Но еще раз напоминаю, что вы обещали откорректировать уровень его зомбирования с тем, чтобы Кровавый Зомби предстал перед нами в ипостаси чего-то усредненного между бесстрашным воином и бездушным самоубийцей.

— Именно таким он и предстанет, барон, — промурлыкал в трубку доктор Гамбора.

— Только это позволит вам самому избежать отдыха в зомби-морге, — угрожающе напомнил ему начальник службы безопасности «Регенвурмлагеря».

Как явствовало из «дела» Дмитрия Клыка, которое, вместе со многими другими, оказалось в разбитой бомбой эвакуационной машине, удариться вместе с сыном в бега Клык старший не смог: его давно уже донимали опухшие ноги, да и жена тоже хворала. Единственное, что он мог сделать, это помочь сыну быстро погрузить на подводу убитых, после чего велел забрать оружие и уходить таежной дорогой на Запад, в родные края, на Подолию.

Предав тела чекистов горной реке, Клык вырвал стоявший у дороги столб телефонной линии и, привязав провод к задку, вывел из строя несколько километров линии связи. Может быть, только поэтому об исчезновении чекистов, посланных на хутор Клыка, расположенный чуть особняком от таежного села, узнали только через двое суток. Еще двое суток они пытались выяснить, куда девались чекисты, поскольку хозяин хутора уверял, что никого вблизи него не видел, а сын лишь недавно ушел в тайгу, на охоту.

Выглядел этот шестнадцатилетний мститель значительно старше своих лет. Переодевшись в кожаную тужурку комиссара, он в течение двух недель уходил в сторону Урала, сначала на подводе, затем верхом. Уже у реки Урал, на окраине какого-то села, его арестовали местные милиционеры. Они изъяли у задержанного пистолет и удостоверение личности чекиста, но, закрывая его в местной «холодной», чтобы утром отправить в райцентр, так до конца и не поняли, с кем имеют дело, поскольку, застигнутый врасплох, Клык никакого сопротивления не оказал. Правда, отвечать на вопросы тоже отказался, но это, решили сельские стражи порядка, поправимо, в райцентре язык ему быстро развяжут.

Все прояснилось, когда под утро Дмитрий выломал решетку на окошке, а затем убил ею задремавшего неподалеку, на сельсо-ветовском крыльце, часового. Дверь сельсовета он тоже взломал, чтобы забрать «свой» пистолет. Так, с винтовкой и пистолетом, он и ушел в горы, чтобы через несколько месяцев блужданий объявиться на Подолии, на левобережье Днестра.

Выслушав рассказ бывшего следователя милиции и ознакомившись с явно «расстрельным делом» Клыка, барон вызвал к себе в местное отделение СД начальника районной полиции и приказал во что бы то ни стало разыскать Клыка, который, по слухам, все еще пребывал где-то неподалеку от родного села.

— Вот уже полтора года мы только тем и занимаемся, что пытаемся арестовать этого Кровавого Зомби, — ответил шеф полиции. — Но слишком поздно поняли, что не арестовывать его нужно, а прямо на месте, где бы он ни попался, отстреливать. Местного чекиста, в течение долгого времени охотившегося за ним, Клык остановил на мосту, оглушил и сбросил в реку вместе с мотоциклом, на котором тот ехал. Тем же вечером он голыми руками, в их же домах, убил двоих сельских доносчиков и вновь надолго ушел в лес.