Воскресший гарнизон

— Потому что он попытался поговорить со мной, но обратился не по форме, и, как всякий уважающий себя германец, я вынужден был внушить этому недочеловеку, что воспитанные люди обращаются, употребляя слова «герр», «господин», «пан», «барон»... Так что первые плоды воспитания налицо.

— Почему же тогда вы, Зебольд, до сих пор не предприняли ни одной попытки заняться воспитанием господина Отшельника?

— Не представилось случая, господин штурмбанфюрер. Но ведь и вы тоже, насколько мне помнится...

Штубер попробовал каблуком сапога, насколько прочно сидит в земле валун; похлестывая стеком по голенищу сапога, осмотрел окрестности острова...

— Я не в счет, мой Вечный Фельдфебель.

— Учту: вы не в счет, — поспешил ретироваться Зебольд.

— Потому и не в счет, что, слишком уважая в этом человеке талант древесных и каменных дел мастера, готов прощать ему все, что угодно. Любые его проколы, — многозначительно и, как показалось Отшельнику, с явной подозрительностью посмотрел он на Чеславского.

...Нет, все же было, было в этом человеке что-то такое, что казалось иконописцу и скульптору Гордашу родственным ему самому. Прежде всего, Отшельник признавал, что барон тоже является мастером. Правда, в совершенно ином ремесле, но тем не менее...

— Кстати, позвольте спросить. Как она выглядела во время вашей встречи, Софья Жерницкая? — спросил Орест, направляясь вслед за Штубером к косе, на которой находился один из секретных входов в «СС-Франконию».

— Достаточно красивая, хотя и не в моем нордическом вкусе. Так что если вам не дает покоя вопрос: переспал ли я с ней, не терзайте себя ревностью и подозрениями. Этого не произошло.

— В чем я, конечно, сомневаюсь, — вновь проворчал Орест.

— Возможно, потому не произошло, что в Одессе я увлекся одной черноглазой молдаванкой, арестованной сигуранцей за то, что решительно выступала против «румынизации» своего народа, а посему заподозренной в связях с партизанами. Я вышел на нее, пребывая в поисках людей, которые могли бы вывести меня на кого-либо из настоящих партизан-катакомбяиков. Впрочем, это уже детали. А еще я всегда считал, что фронтовики-ревнивцы должны кончать жизнь самоубийством прямо на передовой. Иначе всю оставшуюся жизнь им придется терзать себя неутолимой ревностью.

21

Зомби-воины в последний раз огласили усеянный валунами перелесок своим воинственным кличем «Бар-ра!» и ворвались в окопы «противника». Рукопашная, которая завязалась там, могла ^ бы стоить жизни многим из власовцев и зомби-воинов, если бы они были вооружены боевыми, а не резиновыми ножами и такими же резиновыми штыками, увенчивавшими деревянные винтовки.

Но и эту схватку командовавший учебным боем оберштурм-фюрер по кличке Свирепый Серб сумел остановить, лично разнимая, а то и расшвыривая противников. Правда, делал он это с величайшим сожалением, подчиняясь жесткому приказу Овербека: «Ни одного погибшего! Погибать им предстоит в настоящих боях». В действительности же он и сам еле сдерживался, чтобы не ввязаться в рукопашную.

Пока обер-лейтенант с двумя своими помощниками, тоже сербами, только унтер-офицерами, занимался умиротворением бойцов, радист штабной бронемашины принял сногсшибательное сообщение йз командного пункта лагерного аэродрома: через несколько минут туда прибывают фюрер и Отто Скор-цени.

Узнав по рации, что Штубер и Овербек проводят маневры зомби, обер-диверсант рейха приказал временно прекратить их и дождаться появления фюрера. Бойцы должны выглядеть свежими и вполне боеспособными. Штуберу и Овербеку — оставаться на полигоне. А еще Скорцени поинтересовался, присутствует ли на учениях Свирепый Серб. Когда Овербек сказал, что присутствует; радист сразу же сообщил об этом своему аэродромному коллеге. Как отреагировал на это подтверждение Скорцени, осталось неясным. Как и то, почему вдруг обер-диверсант рейха заинтересовался Свирепым Сербом.

— Как считаете, Штубер, — занервничал Овербек, — зачем Скорцени понадобился Свирепый Серб?

— Скорцени или фюреру?

— Но фюреру-то он зачем?!

— Тогда не думаю, чтобы Скорцени решил сдать нашего Свирепого Серба контрразведке Тито.

— Теперь все может быть, барон, все может быть. Вдруг кому-то там, в СД, придет в голову выменять его на кого-то из своих людей, оказавшихся в плену у Тито? Когда война завершается, начинаются торги, сплошной гешефт.

Штубер знал, что Овербек очень дорожит Свирепым Сербом, который выполняет за него всю командирскую работу — и во время тренировок и учений, и во время боевой подготовки зомби. Вот и недавно командующий зомби-войсками «СС-Франконии» добился, чтобы Арсена Ведовича, как на самом деле звали этого серба, повысили в чине и назначили его заместителем.

* * *

У барона была возможность ознакомиться с досье на Свирепого Серба, и он прекрасно помнил, что в свое время тот служил командиром некоего диверсионно-карательного отряда партизанской армии Тито, сформированного исключительно из сербов, причем в большинстве своем — из бывших уголовников.