Восьмая горизонталь

Он оторопел, увидев столько мяса. Мокрицы замечают своего смертельного врага, опускают броневые пластины на морды и ринулись в атаку. Паук от неожиданности отпрянул, но раздражение захлёстывает всю его сущность, он вздыбливается и прыгает. Десятки мокриц вцепились в его членистые лапы, но не могут перекусить, в, то, же время паук без труда разрывает их броню. Финал завершается быстро, не прошло и десяти минут, а паук, разбросав по сторонам изувеченные туши, выбирается из туннеля, одна лапа волочится по земле — всё же небольшая, но победа.

Не даю ему опомниться, пускаю ящерок пираний, а сверху насылаю птеранодонов. Летающие ящеры пытаются вырвать глаза, он отвлекается на них, а вокруг целое море раздражённых существ. Они с писком окружили паука, наскакивают с разных сторон, но их острые как бритва зубы ломаются об его броню. Всё же вижу, где-то на теле монстра блестит зелёная сукровица. От прыжков властелина мёртвого города, стоит гул, он невероятно раздражён, за всю историю жизни в развалинах, ни разу он не видел такого хамства — его атакует пища!

Море из ящерок пираний иссякает, маленькими трупиками усыпана вся земля, словно блохи попадали с собаки после обработки ядохимикатами. Но всё, же лепту свою внесли, паук несколько растерян, да и подустал маленько, не привык он к таким нагрузкам. Обычно перекачки крови в членистые лапы хватало для одного прыжка, чтобы убить жертву. Он весь ощетинивается, передние лапы торчат в разные стороны, от яда промокли хелицеры, неподвижные рубиновые глаза охватывают всю панораму в целом. Он видит меня, он получил сигнал на убийство, он жаждет этого, но кровь загустела, требуется отдых, но он не угадал, отдыха ему не дам, посылаю в бой тяжёлых рептилий. Паук попятился, он обладает разумом, понял, не совладать ему с таким полчищем, незнающих боли животных. Кровь его ещё густа, с трудом вползает в паутинный туннель, лихорадочно плетёт липкие нити, в надежде задержать водяных монстров, но те, с кваканьем, с клокотанием, рычанием несутся как каменная лавина. Многие путаются в паутине, зависают на ней навсегда, но амфибий много. Большая часть настигает паука у сияющего купола, их мощные челюсти хоть и с трудом, но ломают членистые лапы. Особо настырные земноводные, подбираются к брюху и вцепляются когтями, зелёная сукровица заливает землю, паук сучит лапами, в бешеной злобе разрывает непрошеных гостей, но финал близок, он не в пользу хозяина развалин, кровь совсем загустела, ещё минута и он замрёт в смертельной усталости. Так и произошло, паук падает на лапы, тяжёлые рептилии переворачивают его на бок и с наслаждением вгрызаются в брюхо. Толстая кожа с грохотом лопается, кишки хлынули на лобастые морды. Я дрожу в страшном напряжении, всё, не могу держать орду пещерных животных. Красная пелена пульсирует, прерывается, струны, связывающие животных, лопаются, то один зверь, то другой, трясёт головой и освобождается от наваждения.

— Делаем ноги, — шепчу я, но не могу сделать и шага, судороги выворачивают тело, заваливаюсь на спину прямо в объятия друга, сознание меркнет, сильные руки куда-то тянут. Рядом суетится наша подруга, обжигает участливым взглядом. Слышу автоматные очереди, кто-то из хищников нами заинтересовался.

Семён тащит меня как заправский рысак, сзади отстреливается пещерная женщина. Перед глазами всё плывёт, сознание проваливается в пропасть. Тишина.

Глава 24

Не знаю, сколько времени провалялся без сознания. С трудом выплываю из небытия, испытывая дурноту и жажду. Открываю глаза. Темно. Неожиданно вижу рядом два горящих пятна, они приближаются ко мне, в ужасе вскакиваю.

— Я тоже, когда это увидел, чуть не обделался, — звучит под ухом ласковый басок Семёна, — у нашей девушки глаза в темноте светятся как красные фонари в Амстердаме.

— Дядя Никита! — неожиданно слышу такой долгожданный детский писк, Светочка кидается на шею. У меня перехватывает дыхание от радости.

— Нашлись? Сорванцы! Игорь где?

— Оторвать от себя не могу, — смеётся Семён. Вдруг, ещё одни детские ручонки обвивают мне шею.

— Дядя Никита, так хорошо, что нас нашли, нам было так страшно.

— Это тебе было страшно, — вмешивается бандерша Светочка, но поспешно признаётся:- Я тоже боялась, десь всюду такие страшилки. А меня несколько раз Игорёша спас, я чуть в колодец не упала, он меня вытащил, а потом ящерицу зубастую отлупил, она убежала.

— Ах, вы, мои дети, — растроганно улыбаюсь я.

— А ещё, эта тётя… с красными глазами, летающее чудовище убила, — лепечет маленькое сокровище.

— Она такая хорошая, — соглашается Игорёк.

— И такая смелая, — вторит ему Светочка.

Я смотрю на два светящихся пятна, благодарности нет границ. Женщина понимает мои эмоции, что-то мягко воркует.

— А мы, где? — встрепенулся я.

Вспыхивает фонарь бластера. Свет высвечивает причудливую колоннаду, различные статуэтки, монстра, застывшего в металле, высоких людей оседлавших крылатых драконов.

— Музей, здесь прятались дети.

Луч фонаря скользит по земле, останавливается на зубастом, с кожистыми крыльями, звере, изрешечённого пулями.