Однажды она позвонила, пригласила в ресторан отметить те двое суток счастья. Пришел с огромным букетом цветов, в новом дорогом костюме. Она ждала за столиком, заказ сделала: шампанское, салаты всякие. Под горячее принесли водку, выпили, аппетит разыгрался, пустился в воспоминания. Она была какой-то скованной, я не придал этому значения, думал, стесняется, столько лет не виделись. Пытался растормошить, а она ждала, оглядывалась часто. И вдруг успокоилась, пристально всматриваясь в меня. Подошел официант с подносом, там возвышались две дымящиеся тарелки первых блюд.
– Вот, пожалуйста, как вы просили, суп из аистов.
Сентябрь земляники
Город комом в горле стоит, на шее камнем виснет. Пригород – притворство. Пока первая березка платком не помашет, грудью полной вздохнуть не получится. Земляника поспела. Еду заново знакомиться. Рискую, но уж больно свежей горечи захотелось. Как увижу, вокруг обойду, чтобы без свидетелей. Присяду подле, разговоры попробую завести. Весной с женщиной на рынке познакомился, она земляникой торговала с ладони.
– Ту, с которой беседу ведешь, и пальцем не тронь. Она, как первая любовь, неприкосновенна. Второй дыши. Третья сама в рот потянется. Вот ею одной и довольствуйся. Дальше не ходи, от многого и бед много. Горечи той на год с лихвой хватит.
– А как не хватит, делать что?
– Захочешь, и по осени сквозь землю к тебе пробьется.
Тридцать три года носил ее за пазухой. Замуж звал не раз. Сам дважды женат, а избавиться не получилось.
Помню, в седьмом классе перед зимними каникулами прямо на уроке вдруг с чего-то оглох. Вроде как одни глаза остались, и яркости хоть отбавляй. Вижу, за партами по-прежнему одноклассники, а она будто гибкая белая лилия на пруду. Головой туда-сюда мотаю, а избавиться не могу. Звонком, как нашатырем, ошпарило, слух вернулся, а с глазами непорядок. Белая лилия стоит в них, и все тут. Побежал в туалет, у старших ребят куревом разжиться. Наглотался до дури и домой поплелся. В школу с того дня ходил с опаской, не понимал, что происходит. Краснел, когда она в класс заходила, от голоса ее, зазывно звонкого, бледнел, руки мешали, ноги заплетались на каждом шагу. В голове такое творилось, хоть подходи к трудовику и проси, чтобы отпилил к черту. Сосед по парте косился подозрительно, пришлось сказать, что болен, но болезнь не заразная совсем. Это было правдой. Так, как я ее любил, никто любить не мог. Многие болели ею, но выздоравливали, в отличие от меня.
Ей нравились знаменитости. Я шаг за шагом становился обыкновенной заурядностью. Из школы ее провожали чемпионы по прыжкам в высоту, по боксу, в крайнем случае по гимнастике. А я мечтал, мрачно замечая на ее шее отметины поклонников. Писал стихи, вымучивал дневник, надоедал окнам, луне. От сладостного имени Наташа мне перепадала «ша» – и ни шагу дальше. На выпускном с горя надрался. Кстати, все дурные привычки за эти годы приобрел благодаря ей. Стихоплетство положительным наследием не считаю.
Танец один-единственный на выпускном мне все же перепал. Она, оказалось, удивительно пахла недозрелыми, зелеными, ворованными яблоками из сада нашего забытого всеми
богами поселка. На окраине было два развлечения – полигон да сад. С нами не церемонились, на полигоне помечали красной масляной краской, в саду – зеленой. Знак подавали родителям, чтобы знали, за что бить. Зеленые яблоки детства – моя слабость. До сих пор жду их, с наслаждением ем и вопреки вяжущему вкусу улыбаюсь во весь рот.
Перед армией позволено было провести с ней полвечера. Мы сидели на лавочке, белые лилии ее волос кружили мою бритую голову. Я изо всех сил пытался надышаться ими на два года вперед. Она торопилась на очередное свидание. Подруг у нее не было, если не считать зеркал, витрин и дождя. Она писала в армию, рассказывала в подробностях об ухажерах. Однажды даже три зернышка от яблока прислала в конверте. Я их долго, бережно носил в нагрудном кармашке, потом они куда-то пропали. Взамен пришла телеграмма: она выходит замуж. Гуляли с размахом всей ротой. Под конец старшина носился за мной вокруг казармы и не мог поймать. Хорошо бегать вокруг да около – порок и наследие безнадежной влюбленности.
Когда вернулся, она разводилась. Мне выпала честь подставить плечо в дембельском погоне и надышаться недозрелым ароматом ворованных яблок из сада. Мечталось о чуде. Но чуда не произошло. Она вышла замуж за грузинского князя, окончательно омрачив мою рабоче-крестьянскую рожу. Князя вскоре посадили на долгих семнадцать лет, она успешно родила от него ребенка. Я сбежал тогда из города. Устроился на новом месте, женился, развелся.