Восьмая жена Синей Бороды (СИ)

— Вот, не дурак. Ты тоже так думаешь! Платьем его не проведешь. А что если сходить к доктору Норрису и попросить посадить несколько пчел на лицо? Даже если он не согласится, я знаю, где стоят его ульи. Карга, с распухшим лицом он меня точно не узнает! — Энни захлопала в ладоши, но тут же сникла. — Но это очень больно, Карга! Стоит ли оно того?

Энни бессильно рухнула на кровать, ожидая, что на нее снизойдет озарение и ей не придется жертвовать лицом. Но озарение никуда снисходить, по-видимому, не собиралось. А время шло. Нужно было что-то делать. Хотя бы заказать платье у швеи. Иначе отец будет недоволен.

У мадам Ламбер Энни ждало разочарование — черной ткани у нее осталось совсем немного. Ольстенские модницы все у нее расхватали, как только стало известно о смерти жены герцога Уэйна. Да и сшить платье за два дня она не успеет.

Обратно Энни отправилась мимо просеки, чтобы посмотреть стоят ли там ульи доктора Норриса. Сколько лет Энни себя помнила ульи стояли там всегда. Как-то с Жаном они наведались туда, чтобы раздобыть мед. Разворошили улей и еле унесли ноги. Потом получили нагоняй от графа, потому что подозрения доктора Норриса почему-то сразу пали на Энни и Жана. Они тогда долго не признавались, но улики были налицо, а точнее на лицах. Доктор Норрис вместо того, чтобы потребовать возмещения убытков, принес графу горшок с медом и мазь, чтобы снять воспаление от укусов.

Всю дорогу до просеки Энни убеждала себя, что это необходимая мера, и уже настроилась на длительное страдание. Но ульев не было. Энни прошла до самого конца просеки и вернулась к дороге ни с чем.

Пришлось сделать крюк к дому доктора Норриса, чтобы спросить, куда он подевал своих пчел. Но дверь его дома была заперта.

Оставалось надеяться, что отец оставит ее дома только потому, что ей не в чем ехать. Однако граф де Рени быстро нашел выход из положения, отправив Энни на чердак, где в сундуке хранились вещи ее матери.

— У нее точно было что-то черное. Я помню. У нее было много вещей. Она любила принарядиться. Чудесные платья у нее были. Тебе они уже должны быть впору. Можешь забрать их себе.

Энни улыбнулась и кивнула отцу, думая, что носить платья, мода на которые прошла почти двадцать лет назад, даже по ольстенским меркам весьма странно.

Энни ознаменовала свое прибытие на чердак громким чиханием. При каждом новом чихе масляная лампа дрожала в ее руках и отбрасывала по стенам пугающие тени. Пыль стелилась по полу густым серым ковром, покрывала старую, поломанную мебель и большие сундуки, до содержимого которых столько лет никому не было никакого дела. Очевидно Хромоножка с метлой и тряпкой здесь никогда не бывала. Где-то за софой с разодранной обивкой тихонько шуршали мыши. Энни обрадовалась, что сундуки стоят в другой стороне. Она не боялась мышей, но если бы ей под ноги неожиданно выскочила мышь, ей было бы не по себе.

Энни присела возле одного из сундуков, поставила на пол лампу и откинула тяжелую крышку. Пыль оставила на руках темные следы. Ей повезло. В первом же попавшемся сундуке были платья. Хотя и остальные вполне могли быть набиты ими же. Одежда была аккуратно сложена и пересыпана травами, чтобы отпугнуть моль.

Черное платье здесь тоже было. Энни пришла в голову мысль запрятать его в какой-нибудь темный угол, и его никто никогда не найдет. Отцу она скажет, что в сундуках ничего не было. Мало ли куда оно могло деться. Она поднялась и огляделась, раздумывая, куда его можно положить. Но так и осталась стоять на месте, потому что за спиной послышались тяжелые шаги.

— Нашла?

Энни развернулась к отцу.

— О, это то самое платье, в котором мы ездили на похороны к дядюшке Симону. В мгновение, когда все смотрели на лежащего в гробу дядюшку, я глаз от нее оторвать не мог и думал, какая она у меня красивая.

Граф де Рени склонился над сундуком и стал перебирать платья:

— Когда мы с ней познакомились, она была в этом платье. Ей очень шел голубой, как тебе. А это она брала в Париж. А эти с оборочками она носила, когда мы ждали тебя.

В неверном свете лампы Энни заметила, что по сморщенной щеке отца бежит слеза, но он быстро смахнул ее рукавом сюртука.

Платье оказалось Эниане немного велико в груди и несколько длиннее, чем требовалось. Потому с утра она снова отправилась к мадам Ламбер. Швея долго крутила его в руках, чем-то явно недовольная. В конце концов она смущенно пробормотала:

— Вы меня простите великодушно, сеньора Эниана, но такой фасон я во времена своей молодости носила. Оно-то, конечно, добротное, носить его не переносить, но если бы чуть подправить здесь, — она показала на рукава, — вырез чуть изменить, то будет очень красиво. У меня и ткань есть прозрачная такая, черная, по юбке можно пустить.