Восьмерка, которая не умела любить

Но в это утро меня преследовали неудачи. Дверь открыл печальный Шкаф, который шепотом сообщил, что маленькая Вика сильно простыла и ему пришлось взять отгулы, чтобы ухаживать за ней.

— А что же Тека? — удивился я.

Приятель замахал руками.

— Не дай бог узнает! Дело в том, что она уехала на пару дней в Питер, а я, похоже, перекормил ребенка мороженым. Если Вика не выздоровеет к Текиному возвращению…

И этот крепкий парень, работающий охранником в коммерческом банке, стал вроде как мельче от ужаса. Что было делать? На всякий пожарный я показал снимки ему — в конце концов, он был родственником Каси и мог кого-то узнать.

Сопя, Шкаф внимательно рассмотрел все три портрета, но с сожалением покачал головой.

— Первый раз вижу. А должен их знать?

Я как можно лаконичнее рассказал о флэшке с видеозаписью, где неожиданно оказался Заки в компании абсолютно незнакомых ему людей. Затем добавил:

— Самое интересное, что запись вечеринки, судя по всему, была сделана в Касиной студии, а в предшествующей записи снята твоя племянница.

Шкаф понимающе кивнул.

— Так вот в чем дело… Тека говорила, флэшка с видеозаписью Вики каким-то образом попала к тебе.

Тогда я решил поинтересоваться мнением Шкафа насчет смерти Каси.

— Как ты думаешь, — спросил я, — она действительно сама прыгнула в окно, или, возможно, кто-то ей помог?

Шкаф уставился на меня в изумлении.

— Кому бы понадобилось выкидывать ее из окна? Касю все любили.

— Но ведь должна быть какая-то причина.

Приятель успокаивающе похлопал меня по плечу.

— Кася была сумасшедшей, как и большинство художников. Она просто не подумала обо всех нас.

Иногда Шкаф удивляет меня глубиной своей мысли. Я попрощался, от души пожав его крепкую руку.

А вернувшись в машину, обнаружил, что Ольга увлеченно читает «Нумерологию», валявшуюся на заднем сиденье со дня моего визита к Теке.

— Так интересно! — возбужденно заговорила сестрица. — Все, что касается меня, абсолютно верно. Я — девятка. Вот послушай: «Я — девятка. Кто хочет со мной познакомиться, должен прийти ко мне. Кто хочет меня понять, должен научиться видеть скрытое от глаз…»

О господи! Еще одна пылкая натура, готовая все объяснить цифрами. Слышали бы вы, как Ольга читала — с выражением, соблюдая все правила интонации, как примерная ученица на уроке литературы: «Я учу тройку — самоотверженности, четверку — легкости, пятерку — раскованности…»

От вибраций ее голоса у меня сразу зазвенело в ушах.

— «Шестерку — скромности, семерку — скрытности, а восьмерку — любви». Ты понимаешь, Ален? Ведь ты — тройка. То, что сейчас происходит, это твоя учеба. Я тебя учу самоотверженности, понимаешь?

«Восьмерку — любви», — повторил я мысленно.

Ольга поняла, что брат ее не слушает, и нетерпеливо постучала кулаком по панели. Я сделал вид, что с восторгом внимаю.

— Чему ты меня учишь?

— Самоотверженности, — повторила сестра. — Например, легко уступить свою спальню. А вот Толика я пыталась учить любви, потому что он — восьмерка. И это чистая правда, ведь большего эгоиста…

— Так он восьмерка? — остановил я ее оживленную тираду. — Прочитай-ка, что там написано о восьмерке.

Ольга надулась.

— Вечно ты меня перебиваешь! Про восьмерку все тоже совпадает. Восьмерки непостоянны, эгоистичны, не способны любить. И это верно, потому что Толика не интересует ничего, кроме собственных талантов и планов. Отчего в конце концов мы и расстались. Вот, цитирую «речь» восьмерки: «Мне не нужна любовь, я требую уважения». Очень точно. Знал бы ты, сколько я от него вынесла! А внешне все благополучно: он мне не изменяет, не грубит, просто каждый раз…

Мне захотелось заткнуть уши. К счастью, Ольгино общежитие находится недалеко от Арбата, так что уже через пару минут я с облегчением развернулся у подъезда и первым вылез из машины.

— Мадам, мы прибыли.

— Между прочим, мадемуазель, — любезно оскалилась в полуулыбке Ольга, и мы направились к дверям.

Голубоглазый душка

Все было тихо-мирно. Ольгин бывший хахаль Толик предусмотрительно свалил, предоставив ей возможность без лишних сцен собрать вещи. Похоже, это девушку особенно задело — она поджала губы. Но вслух ничего не произнесла. Мы быстро, не говоря ни слова, упаковали все в два огромных чемодана и две сумки, после чего Ольга отправилась напоследок посплетничать к подруге, а я уселся в пустой комнате, от нечего делать листая старые журналы мод и каталоги.

Поверьте мне на слово, я никогда не рассматривал зевание над иллюстрированными журналами в качестве одного из методов следствия. Сейчас просто смотрел картинки. И неожиданно для себя увидел знакомое невинное выражение инфантильного личика — одетый в фирменные плавки цвета спелого апельсина, на меня пялился голубоглазый душка с таинственной записи покойного Лиманского. Телом он был — вылитый Адонис, да и томное выражение смазливого лица делало его неотразимым для женщин климактерического периода. Я даже рассмеялся от удовольствия. Чего проще, оставалось просто переписать адрес и телефоны журнала, а там поинтересоваться манекенщиком — я посмотрел на подпись под снимком — Кириллом Буковым.