Восьмиклассница

Полтора месяца в гостях у родителей казались Кате вечностью. Время тянулось неумолимо медленно, и вся ситуация сильно напоминала ей те первые месяцы после их преезда в Германию десять лет назад. Тогда не проходило и дня, чтобы она не думала о Роме, и ни ночи, чтобы она не проливала по нему слёзы в подушку. Тогда она жила одной лишь надеждой, вновь вырваться в Петербург, чтобы увидеться с ним.

Теперь всё повторялось. Ей также нетерпелось вернуться в Питер, и грустила она по Чижову не меньше, чем тогда по Роме, разве что горечь разлуки она теперь переживала по-новому — молча и без слёз. После слов Чижова, что любить — это не страдать и не плакать, она просто не могла себе это позволить. Но и вернуться раньше времени она тоже не могла. Билеты Катя купила заранее ещё в феврале — тогда она и не думала, что к лету Чижов, который на то время только-только начинал радовать её своей посещаемостью на уроках, станет её парнем. Теперь же на билет обратно на более раннюю дату у Кати просто не было средств. Учительской зарплаты весь этот год ей едва хватало на повседневные расходы, да и запасы из её немецкого прошлого были на исходе, а брать взаймы у родителей ей просто не позволяло желание доказать самой себе (да и родителям тоже), что она взрослая и финансово полностью от них независимая. Поэтому большую часть времени в Берлине, пока родители были на работе, она тоже работала — занималась онлайн переводами и иногда репетиторством, что впрочем было весьма приятно, так как терраса перед домом, где она обычно находилась, утопала в виноградных ветвях, кустах пионов и космеи.

С родителями они виделись вечерами за ужином и на выходных. Мама и отец были рады Катиному приезду и удивили её своим расположением, несмотря на то, что, как ей самой казалось, расстались они не очень хорошо. Родители расспрашивали её о её жизни в Питере, и Катя охотно делилась с ними своими впечатлениями за последний год. Она даже рассказала им о Чижове — но просто как об одном из своих учеников и не особо вдаваясь в подробности его биографии. Признаться родителям в том, что они с ним встречались, Кате казалось немыслимо. Ни его возраст, ни образование, ни стиль жизни, ни его семья, ни то, как они с ним познакомились, родителей не обрадовали бы. Он, ну, никак не вписывался в их представление об идеальном зяте. И её признание для них было бы сродни строкам из песни Красок:

"Мамочка, что с нами будет,

Я полюбила бандита".

Поэтому Катя молчала.

Однажды отец заговорил о том, что вообще не видит смысла в том, чтобы Катя снова возвращалась в Россию. Неужели её ностальгия за этот год не удовлетворилась прелестями жизни там и до сих пор не угасла? Чего ей не хватает здесь? Хорошее место работы они всегда могли бы ей подыскать, тем более что в университете, где преподавала её мама, как раз появилась вакансия преподавателя немецкого языка.

Катю его замечание расстроило. Ведь главной причиной её возвращения в Питер была вовсе не любовь к городу и не ностальгия, как до сих пор думали родители. Выходит, год назад они так и не догадались, что она вернулась туда ради Ромы?! Как можно было до такой степени не понимать собственную дочь? Или они опять просто делали вид, что вовсе не помнят о её чувствах к нему?.. Но так как Рома и для неё был уже в прошлом, Катя решила не принимать близко к сердцу родительское отношение к нему. Что её на данный момент настораживало больше, было то, как явно родители старались удержать её от очередного возвращения в Питер.

В конце июля, по окончании летнего семестра, родители организовали у себя дома ужин — шашлыки в саду, на который были приглашены преподаватели из маминого ВУЗа, якобы с целью Катиного знакомства с потенциальными будущими коллегами. Катя с самого начала отнеслась скептически к явной попытке родителей любым способом удержать её в Берлине. А когда среди гостей помимо двух женщин в возрасте и одной семейной пары средних лет нарисовался ещё и молодой человек лет тридцати, она и вовсе поняла, что попалась в ловушку чрезмерной родительской опеки и сватовства.

Михаель, или коротко Миха, как звали преподавателя литературы на кафедре немецкой филологии, был холост и при этом очень даже неплох собой. Он за считаные секунды расположил к себе всех собравшихся и благодаря юмору и начитанности с лёгкостью находил общий язык с каждым. Только не с Катей. Она была в этот вечер особенно несговорчива, сидела с бокалом розе в углу террасы в тени виноградника и своим безразличием и молчанием обрывала любой диалог начатый с ней. Миха пару раз делал ей комплименты, стараясь расположить её к себе, но Катя была неприступна.

На самом деле он не был ей неприятен, и год назад она, возможно, даже клюнула бы на его смазливую внешность, широкий кругозор и понты, как, например, то и дело цитировать высказывания немецких писателей, тем более что бонусом ко всему, ботинки, оставшиеся стоять в прихожей, у него были от YSL, и телефон — самой последней модели, а значит и счёт на банковской карте был как минимум шестизначным.