Восьмое Небо

Прошло время, прежде чем он стал различать в этом шуме ворчливый гул Дядюшки Крунча, звяканье столовых приборов, смешки Габерона, шуршание салфеток, хлопки пробок, голодное сопение Мистера Хнумра, заливистый смех Корди, скрип старой мебели, яростные возгласы капитанессы, щелчки тасуемых карт, звон разбитого стекла, и еще множество звуков, чья природа казалась Тренчу столь же непознаваемой, как само Марево. Но если Марево сохраняет ледяную температуру в любое время года, то звуки, доносящиеся из кают-компании, почему-то казались теплыми, точно тут, в туше «Воблы» находился отдельный отсек с летом, который именно сейчас дал течь.

Тренч поежился. Сумерки на большой высоте всегда холодны. Воздушный океан стремительно отдает все накопленное за день тепло, превращаясь в средоточие иссеченной ветрами пустоты. В этот раз ему не было нужды мерзнуть всю ночь на верхней палубе, кутаясь в старый брезентовый плащ. В этот раз, впервые в жизни, у него была койка, у него была каюта, и, возможно, кроме этого было еще что-то. Что-то, что, в отличие от ледяного ветра, гудящего в такелаже, почти невозможно ощутить, что-то еще более загадочное и непредсказуемое, чем любая из его механических «штук». Что-то, что невозможно было пощупать, ощутить в полной мере, даже выразить словами, но Тренч и не пытался. У старых небоходов есть пословица — если ждать достаточно долго с пустым парусом, рано или поздно поймаешь нужный ветер. Тренч знал, что нужное слово найдется.

Бросив за борт прощальный взгляд, он поправил воротник плаща и стал спускаться в кают-компанию, туда, где гремел, уже не переставая, чужой смех, где звенело стекло, где кто-то уже пел хмельным голосом старую пиратскую песню, щипая струны дребезжащей гитары и едва попадая в такт:

…и взмыла шхуна в высоту
Как молодой нарвал
И капитан, сам старый Бун,
Ее сжимал штурвал
«Прощайте, старые хрычи!»,
Кричал он в облака
К Восьмому Небу понесло
Седого чудака

Грот-мачта стонет и трещит

И рвутся паруса
Ревёт котёл, но шхуна прёт
Упорно в небеса
И всё натужнее подъём
Судьба шалить не даст
Настало время зубы сжать
И сбрасывать балласт

Отправил за борт старый Бун

Бумаги две осьмушки
Цветок календулы сухой
Да перстень от подружки
Монокль, шпатель и кларнет
Нагар с любимой пушки
Кусок бечёвки, портсигар
И пистолет без мушки

Сто тысяч футов над землёй

И стискивает грудь
Сам воздух едок и колюч —
Ни крикнуть, ни вздохнуть
Несется ввысь старый корабль
Рукою сжат штурвал
Мелькнул в разрыве облаков
И где-то там пропал

С тех пор минуло много лет

Иные времена
Восьмое Небо не нашли
Но говорит молва
Что если гром гремит кругом
Шквал крылья распростёр
Над нами пляшет старый Бун
Пират и бузотёр

Остались нам от старика

Бумаги две осьмушки
Цветок календулы сухой
Да перстень от подружки
Монокль, шпатель и кларнет
Нагар с любимой пушки
Кусок бечёвки, портсигар
И пистолет без мушки…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ГОСПОДИН КАНОНИР