Восьмой ангел

— Ты о свитках Мертвого моря слышала? — Павел не отрывал глаз от дороги.

— Более-менее, — пожала плечами девушка. — Их же не расшифровали еще толком. Много версий, много споров. — Ольга мучительно вытаскивала из темных закоулков памяти нужную информацию.

Свитки Мертвого моря… Так назвали потрясающую находку, которую обнаружили, кажется, в Кумране, в пещерах Иудейской пустыни. Около девятисот, вроде бы, свитков из кожи животных, на которых неведомые летописцы оставили записи о жизни общины. Причем, если Ольга правильно помнила, записи охватывали какой-то громадный период — от сто пятидесятого года до нашей эры до семидесятого года нашей эры. Обнаружили их более полувека назад, а доступны они стали только в последние годы. Несколько ученых параллельно — и это тоже поразило ее невероятно — пришли к ошеломительному выводу. Якобы некоторые свитки написаны человеком, прошедшим тот же земной путь, что и Иисус.

— Насколько помню, речь идет о человеке, который повторил подвиг Христа?

— Повторил? За много лет до пришествия Иисуса?

— Точно, — вспомнила Ольга. — Кумранский герой жил, минимум, лет на пятьдесят раньше. То есть был предшественником Иисуса. Выходит, наоборот, Христос — повторил.

— Выходит, — согласился собеседник. — И того человека тоже называли Спасителем. И проповедовал он те же истины, что и Иисус.

— А в истории остался только Христос…

— Всему свое время. Расшифруют списки до конца, многое узнаем.

— Но ведь это подорвет самые основы христианства!

— Или церкви? — лукаво улыбнулся священник. — Ну, а теперь вернемся к твоему вопросу. Если Христос — Спаситель, то кого же он спас?

— Кого? — Ольга растерянно замолчала. Этот простейший вопрос застал ее абсолютно врасплох. — Кого? — переспросила она. — Голодных накормил, значит, от смерти спас, ученикам своим истину открыл… Усопшего воскресил… Нет, все не то! Батюшка, — она больно прикусила фалангу указательного пальца. — А я ведь и вправду не знаю. Простите мне мое невежество. Религия — не мой конек…

— А почему Иисуса назвали Христос, знаешь?

— Смутно, — призналась девушка.

— Бог-человек или человек-Бог. Иисус принес людям истину, что Бог, наш Бог, Бог милосердия, сострадания и прощения живет в каждом человеке. Иисус точно знал, что он и его отец — Бог — единое целое. Потому и вел себя как Бог, принимая и любя всех людей, прощая им слабости и пороки, но оставался при этом обычным человеком. И вот, осознав, что он равен Богу, Иисус спас себя, свою душу, тем самым показав остальным путь спасения. Может быть, помнишь, он учил, что любой может сделать то, что делает он. И воскрешать, и исцелять, и ходить по воде, потому что человек и Бог — одно. Как отец и сын. «Ваше царство не здесь, — говорил он, — царство небесное внутри вас». Это и есть спасение.

— Уж не хотите ли вы сказать, что любой человек может повторить деяния Иисуса? — насторожилась Ольга, тщетно пытаясь уловить в простодушной и ласковой речи священника скрытый подвох.

— Разве я это уже не сказал? — удивился собеседник. — Неужели ты думаешь, что всемогущему творцу и его сыну так уж важно было, чтобы мы были христианами? Чтобы из живого человека, Иисуса, сделали идола?

— «Не сотвори себе кумира»?

— Именно.

— А кем же тогда хотел нас видеть Иисус?

— Христами.

* * *

— Месье, — донесся до сонного слуха Барта чей-то просительный голос, — месье, пожалуйста…

Макс открыл глаза и увидел склонившееся над собой смущенное лицо хозяина «отеля». Лицо привычно белозубо улыбалось, но как-то виновато, даже заискивающе.

— Месье, ваш друг… Он там… — догон неопределенно повел в сторону худой рукой, — лежит и не двигается. И голова…

— Что? — вскочил Барт. — Адам? Где он? Что случилось?

Хозяин шустро посеменил вниз по лестнице, пересек площадку перед «отелем», повернул за угол деревенской улицы и остановился у подножья розово-серой скалы, утопающей в зелени раскидистого кудрявого кустарника.

За кустами, в неглубокой расселине, как в длинном корыте, лежал Адам. Вокруг толпились любопытные ребятишки, человек семь.

— Они его нашли, — показал на детвору хозяин. — Думали, спит, хотели разбудить, а у него… Смотри! — Догон указал на голову чеченца.

На виске, багрово вспухшем, с явными густо фиолетовыми прожилками сосудов, чернела маленькая дырка.

— Адам! — кинулся к другу Макс. Приподнял руку, тут же неживой плетью скользнувшую обратно, приложил два пальца к сонной артерии. Под подушечками четко и ритмично пульсировала жизнь. — Фу ты, напугал! — Барт присел рядом на корточки, потряс друга за плечо. — Адам, что с тобой, ты меня слышишь?

— Макс, — разлепил губы чеченец, — как ты меня нашел? Это был ты? Напугал…

Он обвел глазами пространство вокруг, увидел любопытные ребячьи рожицы, обеспокоенное лицо друга, испуганную улыбку «отельщика».

— Уже утро? Где я? Почему здесь?

— Это я у тебя хочу спросить, — ворчливо, как ребенку, стал выговаривать Барт, чувствуя, как разжимается, отпуская сердце, ледяной занозистый кулак. — Чего тебя сюда понесло? Оступился, что ли, в темноте? А с головой что? Ударился?