Восьмой ангел

— Ой, — восхитилась кассирша, — а я вас узнала! Про наш Мурманск программу снимать будете? Наконец-то! А то слухи ходят, что вы, вроде, у нас были, а толку нет! Теперь мужу расскажу, обрадую. Он ни одной вашей передачи не пропускает!

— Помогите мне, — прервала поток излияний Ольга. — Продайте билет по удостоверению! У меня паспорт случайно с оператором в Москву улетел, а я осталась…

— Господи, да ради вас я и на нарушение пойду! — уверила кассирша. — Только уж в поезде сами договаривайтесь.

С проводницей купейного вагона тоже не возникло сложностей. Она пару раз перевела взгляд с лица журналистки на удостоверение, сравнивая. Узнала. Удовлетворенно хмыкнула.

— Автограф дадите?

— Конечно, — уверила Славина.

— Вам как, купе со спутниками или одной предпочтительнее?

— Если можно, одной, — обрадовалась Ольга, — я отоспаться хочу…

В чистеньком теплом отсеке с уже застеленными свежим бельем полками девушка разулась, прилегла на синее шерстяное одеяло. Согреться не получилось. В голове шумело, странно и тяжело. Ребра болели так, что Ольга скрежетала зубами. Воздуха для дыхания катастрофически не хватало. Любая попытка втянуть в себя глоток живительного кислорода взрывалась огненным непереносимым смерчем в груди. Стремясь избавиться хотя бы от сотрясающего тело озноба, Славина натянула одеяло на себя, потом, изловчившись, стянула такое же с соседней полки. Угнездилась под комковатым теплом и отключилась.

Перед Петрозаводском, почти через сутки после отправления из Мурманска, проводница, обеспокоенная тем, что за всю дорогу известная журналистка не только ни разу не вышла из купе, но и не отзывается на осторожные стуки, открыла дверь своим ключом.

Девушка, лежащая среди скомканного белья в джинсах и даже теплой куртке, не реагировала ни на что. Лишь изредка вскрикивала, словно от сильной боли, да шептала что-то невнятное, вроде, звала маму. По крайней мере, «ма» слышалось вполне отчетливо.

Перепуганная хозяйка вагона связалась с начальником поезда. Когда пассажирский состав притормаживал у Петрозаводского вокзала, на перроне, мигая синей подсветкой, стояла ярко-желтая «неотложка», и бригада «скорой помощи» в темно-зеленой униформе внимательно вглядывалась в номера проползающих мимо вагонов, отыскивая нужный.

Глава 23

Барт очнулся от невыносимо горячей боли, сверлящей затылок. Шевельнул головой, тут же взорвавшейся тем самым нестерпимым белым светом, который он видел в последнюю минуту жизни, и снова ушел в темноту.

— Эй, ты живой? — услышал он в момент своего следующего возвращения. — Моду, открой глаза! — хнычущий испуганный голос, незнакомый и совсем молодой, звучал где-то рядом, настырно мешая погрузиться в сладкое небытие.

Кто-то близкий тяжело застонал, послышалось какое-то шевеление, на неловко подогнутую руку Барта просыпалась горстка острых пылинок.

— Моду, — снова возник щенячий испуганный дискант, — вставай, я помогу. Вот так.

— Пить, — хрипло попросил Моду, — воды…

— Где я тебе ее возьму? — визгливо пожаловался тот, незнакомый. — Дождя не было. Идти можешь?

— Макс? — тревожно вскрикнул Моду. — Он жив? Посмотри!

— Нет, — скорбно ответил юнец, — умер. Недавно. На моих руках. Вот так поднял голову, захрипел, обнял меня и ушел к предкам.

Барт, не в силах вынести только что услышанного приговора, попытался привстать.

— Шевелится! — испугался незнакомец. — Хочет вернуться!

И Макс тут же почувствовал, как кто-то пытается перевернуть его на спину. Помогая добродетелю, он уперся в каменное крошево непослушными руками и перевалился на бок.

— Друг, — обрадовался Моду, скорчившийся полулежа в метре от него, — жив…

Барт прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывающемся в невнятную лепешку лице приятеля. Под седым виском малийца, пересекая впалую щеку, наискось тянулась глубокая запекшаяся рана. Короткие кудряшки надо лбом спеклись в темную затвердевшую массу, на желтой футболке чернели два растекшихся пятна — то ли грязь, то ли кровь.

— Ты ранен? — спросил Барт, едва сумев разлепить покрытые какой-то коростой губы.

— Зато жив, — одними глазами улыбнулся Моду. — На себя посмотри!

Барт попытался перевести взгляд себе на грудь. С третьей попытки желтые вспышки в глазах унялись, и он увидел клочья некогда белой футболки, приросшие к телу бугристыми грязно-коричневыми комками. Любое, даже самое незначительное движение вызывало резкую боль, поскольку ткань намертво приклеилась к глубоким, судя по всему, ранам.

— А во лбу звезда горит, — снова улыбнулся Моду. — Как там у нашего общего поэта? Я не перепутал?

Макс осторожно потрогал лоб и ощутил ровно по центру громадный, почти с собственную ладонь нарост шишки.

— Горит? — тоже попытался улыбнуться он.

— Переливается, — подтвердил малиец, — как догонский кристалл. — И испуганно смолк, видно, тут же вспомнив все то, что произошло минувшей ночью.

Те же воспоминания обожгли Барта, выдавив из беспомощного тела липкий горячий пот.

— Адам, он здесь?

Моду отрицательно качнул головой:

— Из шара нет выхода…

Макс сник, вспомнив тающее на пульсирующем кристалле тело друга.