Восьмой ангел

— Странная акула, — повертел желтый пластик Иоганн. — Старая, наверное. Никаких следов от зубов.

— У акул не бывает старых зубов, — со странным испугом в глазах прошептал спасатель. — Это не акула.

— А кто? — Ольга и Иоганн одновременно уставились на него.

— Не знаю, — отмахнулся внезапно покрывшийся жемчужным потом африканец и отчетливо прибавил скорость.

У берега, когда Иоганн бережно помогал девушке выйти из катера, и к ним навстречу уже метнулась кудахчущая Магда, Славина тихо попросила немца:

— Не говорите жене, что я тонула, пожалуйста…

— Ольга, вы такая бледная! Я так и сказала: она перегрелась! Плыви за ней!

— Да, солнце, — вымученно улыбнулась утопленница.

— В тень, скорее в тень, — затрясла массивными телесами добрая немка, поддерживая едва стоящую на подкашивающихся ногах Ольгу. Усадила ее на лежак, намочила холодной водой полотенце, приложила ко лбу. — Тут ветерок, прохладно, сейчас все пройдет.

Славина благодарно вытянулась на ребристом пластике, надвинула прохладное полотенце на глаза, замерла. Руки и ноги ощущались невероятно тяжелыми, почти каменными. Под веками саднило, будто туда набился горячий песок. Неудержимо хотелось спать. Ольга судорожно, со всхлипом зевнула, повернулась на бок и, кажется, провалилась в мгновенный короткий сон. Иначе с чего бы, открыв глаза, она первым делом наткнулась на озабоченное лицо той же Магды, протягивающей ей стакан с какой-то прозрачной пузырящейся жидкостью?

— Это аспирин, надо выпить, чтобы не случилась температура.

Девушка послушно выхлебала лекарство и снова забылась. Даже нет, не забылась. Просто вернулась во вчерашнее раннее утро, заново проживая последние сутки своей жизни. С чего все началось? Ах, да, конечно…

* * *

Босые ноги отчаянно зябли, увязая в талом снегу. Под волглой хлюпающей массой таилась пленка воды, поэтому каждый свой неуверенный шаг требовалось проверять на наличие тверди под стопой. Чтобы не поскользнуться и не грохнуться во весь рост в эту ледяную мерзкую жижу.

Земле было жарко под слоем влажного тяжелого снега, она потела. И этот острый запах пота плыл в воздухе, словно только что рядом протопала колонна немытых разгоряченных мужиков. Так иногда пахнет зима, когда вдруг долгие стылые морозы сменяются внезапной и сильной оттепелью. Причем тепло идет не из воздуха, а из чрева планеты, поэтому снаружи остается тот же снег, а между сугробами и землей вдруг проявляется вот такая прослойка острого мускусного пота, словно земля мучительно хочет освободиться от опостылевшей тяжелой перины, да не может, не хватает силенок, потому что — не время…

На шее у Ольги, привязанная за толстую колючую веревку, болталась тяжелая деревяшка с какой-то надписью, руки, намертво связанные за спиной такой же жесткой веревкой, закоченели и немилосердно ныли.

Что именно было написано на деревяшке, Ольга не знала. Не видела. Она могла лишь наблюдать реакцию людей, которые, нечаянно бросив взгляд на надпись, брезгливо морщились и отводили глаза. И это неведение мучило Ольгу едва ли не больше всей ситуации, в которой она оказалась. Даже сильнее близкой и, как она знала, неминуемой смерти.