Восьмой флакон

В этот момент я понял, что встреча затягивается на очень неопределенное

время.

«И последнее… Вы ведь человек тонкий, чувствительный и наблюдательный»…

Очень насторожило.

«Заметили какие-нибудь изменения в Знаменском, которые невозможно занести в протокол?»

Природа обделила меня обаянием, но не обонянием. Мама говорила, что я мог бы ходить по следу не хуже Курьера.

Дар «собачьего» чутья приносил больше вреда, чем пользы. Собаки защищены лучше – для них не существует приятных и отвратительных запахов, просто разные. Человеку «с носом» сложнее. Запах табака, даже не дыма, а просто покурившего человека вызывает головную боль. Поездка в транспорте, секции химии и парфюма в магазине, чужой человек в доме – казни египетские.

«У Флажка, официально – Знаменского изменился запах. Я имею ввиду не парфюм, мыло, одежду. Его собственный запах стал другим».

Мой собеседник вытянулся и подобрался: «Возможно стрессовая ситуация поменяла запах?»

«Нет «ароматы стресса» я вынес за скобки. И потом сейчас он уже успокоился, а пахнет по-прежнему»

«Зинаида Константиновна, мы идем к Вам. Похоже, есть маркер!»

Поздний вечер первого дня.

Каких только пробирок и тестеров я не перенюхал. Зинаида Константиновна параллельно задавала вопросы: на что похож запах, какие вызывает эмоции, ассоциации и наконец: «какого он цвета и звука?» Вечная память Александру Николаевичу Скрябину с его «светомузыкой»!

Ни на что запах не был похож, никакой музыки я не слышал. В одном уверен – это не был запах Флажка…

Мне совсем поплохело, когда упоенная задачей Зинаида Константиновна вывела на монитор трехмерные геометрические фигуры. Отвратительные со школы языческие пирамиды вращались в разных плоскостях, наезжали друг на друга, подавали звуковые сигналы и меняли цвет, параллельно загружались формулы и графики. Математика пыталась поймать запах. Очень поздний вечер первого дня.

…«Спасибо, Михаил Александрович, Вы нам очень помогли. Отдыхайте» (Перевод: пользы от тебя – ноль). Я только одного не понял – почему нельзя было просто взять «пробу» запаха с самого Флажка? Но вопросы мне задавать, как-то не хотелось…

Очень, очень поздний вечер первого дня.

…Между этажами сидели Курьер и Машенька. Девочка регулярно звонила в нашу дверь: «Анна Аркадьевна, можно посидеть с Курьером?»

Хвостатое чудовище было уверено, что чем громче выть и, не переставая скакать от двери к окнам и обратно, тем быстрее вернется хозяин.

На пике собачьего негодования, в тот момент, когда соседи начинали выходить на лестничную клетку, появлялась Машенька. Курьер мгновенно затихал, и парочка друзей усаживалась на ступеньках. Как ни приглашала мама нашу юную соседку зайти в квартиру, девочка и Курьер предпочитали секретничать на своем излюбленном месте.

Сегодня мне повезло – если бы Курьер был один, феерию его счастья с прыжками и объятиями, мой измученный мозг, наверное, не выдержал. По счастью Машенька нежно держала собачью шею, и пес только улыбался, перебирал лапами и светился от счастья…

Машеньку воспитывала бабушка. Родители девочки погибли, оставив дочке очень приличное наследство. Это обстоятельство беспокоило и директора школы и органы опеки.

Дети, живущие в грязи и пьяных драках родителей, не попадали в фокус внимания заботливых «попечителей».

Другое дело Машенька – ухоженная, тихая, но «совершенно оторванная от коллектива», «не социализированная». Безусловно, в детском доме она бы получила более всестороннее образование и воспитание чем в огромной квартире с бабушкой искусствоведом, погруженной в восемнадцатый век…

Как доказательство ужасной опасности для ребенка директор школы предоставила на суд общественности сочинение Машеньки на заданную тему «Мой лучший друг (подруга)».

Машенька писала о дружбе с Курьером, их беседах без слов, как они чувствуют и понимают друг друга…

«Это же крик о помощи!» – вопили защитники детей и примкнувшие к ним психологи.

«Кроме чужой собаки девочке не с кем общаться!».

Начались проверки «жилищных и иных условий проживания ребенка». Бабушка Машеньки – бодрая работающая нестарая женщина была на грани инфаркта.

Я впервые пошел за помощью к шефу. Двумя звонками очередь на опеку за Машиным наследством была рассеяна…

Утро второго дня

«Послушайте, Бальзаминов, Вам надо непременно башмачником одеться» А.Н. Островский.

…В отделе я ждал вопросов, но их почти не было: «Как встреча с братьями по разуму? Не пытались затянуть в свою галактику?» Я ответил правду в рамках дозволенного. Но особо никто не слушал – весь отдел готовился к «карнавалу».

Мое «домашним задание» по Флажку откладывалось. Вокруг капитана Мухина нагревался воздух.

Было приказано: «переодеться и загримироваться до неузнаваемости». Обычный рабочий мухинский прикол был сделан по делу.

Как пелось в советской песне: «всегда и всюду узнаю я выправку солдатскую». Безошибочно определял нашего брата не только криминал, но и обычный обыватель. Профессия слой за слоем накладывала отпечатки. Мы как-то в очень одном стиле одевались, стриглись…Походка, речь, ухватки, (пардон – манеры)…