Воспаление колец (СИ)

— Ну все, сейчас будет бяка! — разъярился Шмурдяк и помахал перед физиономиями хрюкков ногой в тяжелом ботинке. — Ну, быстро, у кого кольцо? Или айн-цвайн, и прямо в могилу!

— Яйцо? — убитым голосом переспросил Опупин. — Одно, да? Не два?

— Не прикидывайся человеком! — прошипел чморк, низко склоняясь над хрюкком. — Думаешь сойти за дурачка? Черта с два! Сейчас я тебе устрою ногоприкладство!

Опупин залился слезами.

— Одно яйцо? — хлюпая, переспросил он. — Так и быть, скажу по дружбе. Одно яйцо — это у меня! Да разве я виноват, что инвалид? Жертва случая...

На желтых клыках Шмурдяка появилась пена, он сдавленно зарычал, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы из темноты не выступил Дуршлаг.

— Ай-ай-ай, — покачал головой он. — Ты их до сих пор не расколол?

— Пшел отсюда, гаденыш! — рявкнул Шмурдяк и, выхватив огромный тесак, двумя взмахами рассек пеленки на хрюкках. — Баста, волосатики! Сейчас я вам устрою... А щетинка с ваших ног мне для сапожной щетки сгодится!

— Я... — пискнул Дуршлаг.

— Дыбай отсюда, уродина!

После этих слов чаша терпения половника переполнилась. Его нелепая пупырчатая морда пошла черными пятнами, как от аллергии. Губы вздернулись, обнажив заточенные клыки. Всхрапнув, Дуршлаг отстегнул от пояса дубину.

— Я... я больше не позволю себя оскорблять! Да я тебя... — Он описал дубиной круг перед собой. — Я... я пожалуюсь! Я пожалуюсь начальству, ты, зеленый вшивый бабуин! Да я тебя в жалобах утоплю!!!!

— Молчать! — Тесак Шмурдяка метнулся к горлу половника. — Еще слово, и я тебя прирежу!

— Вот тебе четыре слова! Ты не генерал, а обыкновенный ходячий мусорник! Намбер шлюк гуд абен! Готтфен даммтер унгехеер!

Генерал задохнулся от потока оскорблений.

— А-а-ах та-ак... — еле выговорил он.

— И так, и эдак, — ухмыльнулся Дуршлаг и показал генералу язык. — Ха! Правильно сказал Цитрамон...

— Что? — вскинулся Шмурдяк. — Цитрамон? Вот ты и проговорился! Значит, ты, Урюк-Пхай, шпионишь в пользу Мордорвана? Ах ты р-резидент! Р-ренегат! Собрался отдать кольцо Цитрамону? Убью! Р-разорву! Р-разрежу! Р-разметаю! — Он замахнулся тесаком, но Дуршлаг отступил на шаг и визгливо крикнул:

— Эй, Джексон! Питер! Орландо!

Из темноты вынырнули три коричневых, крайне отвратительных чморка, причем один из них был с бородой и в очках.

— Прирежьте этого гада, ребята! — мстительно улыбнулся Дуршлаг.

Шмурдяк взревел, готовый кинуться в битву; коричневых чморков он боялся меньше, чем тараканов на своей кухне.

— Рахитанцы! Рахитанцы идут! — вдруг завопили издалека. — Спасайся кто может, однако!

Вопили, естественно, сами рахитанцы, и их внезапное появление произвело на чморков сокрушительное действие. В стане Шмурдяка началась паника: чморки заметались туда-сюда, побросав копья, щиты и гармошки; многие под шумок занялись гомосексуализмом.

— Каратели! — взвизгнул Шмурдяк. — Быстро, все в каре! Цурюк! Цурюк, сукины дети!.. Ай, шайзе!

Он ухватился лапами за зад и совершил дикий прыжок в высоту. Точно посредине того самого места торчало увесистое копье совсем не рахитанского производства. Оскалив влажные клыки, Дуршлаг метнулся вперед и вскинул над головой громадный разделочный нож. Его расчет был верен, однако Шмурдяк, совершив в воздухе кульбит, приземлился на нож наиболее защищенным местом, а именно — бронированной ширинкой. Острие царапнуло молнию, а потом рука половника подломилась, и Шмурдяк обрушился на его голову всей своей массой.

«Хрясь!» — и шейные позвонки половника превратились в труху.

Шмурдяк резво вскочил и начал выдергивать из зада копье.

— Да честному воздастся! — прокомментировал он, пнув бездыханного Дуршлага. — О, майн готт, оно застряло! Проклятая резьба!

Он попытался выкрутить копье из задницы, однако тут Опупин, которого достали все эти яйца, кольца и ногоприкладства, вскочил и так звезданул генерала куском шкряба по морде, что тот упал. Он повалился на спину и, естественно, нанизал себя на копье, которое с мерзким чавкающим звуком вышло чуть ниже пупка окровавленным стеблем бамбука.

— Слинчев бряк! — таинственно возвестил Шмурдяк и приказал долго жить.

— В лес! — крикнул Опупин. — Скорее!

Сграбастав Марси за шиворот, он парой оплеух привел братца в чувство, и они побежали, перескакивая костры и чморков, занимающихся непотребством.

В тот миг, когда хрюкки шмыгнули под деревья, конные рахитанцы ворвались в лагерь и принялись закалывать чморков раскладными дротиками. Напуганные чморки сопротивлялись вяло, кое-кто пытался удрать — таким швыряли вдогонку томагавки, которые с тупым звуком врубались между лопаток. Раненых и молящих о пощаде беспощадно затаптывали оленями.