Воспевая бурю

Гладя, как дочка подаяла своего крохотного братишку из колыбели, Брина вспомнила вчераш­ние увещевания Ллис. Да, она помнила, как та убеж­дала ее довериться Ивейну. И Брина верила ему, иначе она переживала бы куда больше. Она успо­каивала себя тем, что поспешный отъезд жреца до­казывал бесплодность минут, проведенных им с Аньей наедине. К тому же ее названый сын должен был понимать, что у них с Аньей нет будущего. В первую очередь, он жрец и должен всецело посвя­тить себя этому делу. Брина не сомневалась, что, каковы бы ни были узы, связывающие молодых людей, они не принесут им ничего, кроме боли.

Брина догадывалась, что причиной поспеш­ности, с которой Анья отвернулась и отошла, со­общив об отъезде Ивейна, была печаль от разлу­ки с ним. Ей не хотелось портить настроение до­чери, требуя от нее признаний. Однако, несмотря на сочувствие к своей девочке, Брине стало легче теперь, когда чары красавца-жреца не грозили больше околдовать Аныо.

– Сенвульф голоден, и никто, кроме меня, не может его успокоить.

На губах Брины заиграла мягкая, чуть на­смешливая улыбка, серые глаза засияли не­жностью. Она поднялась и, подойдя к дочери, взяла у нее ребенка.

Анья улыбнулась в ответ. Еще острее ощутив свою вину и сознавая, что мать сочувствует ей, она все же обрадовалась что та, судя по всему, ничего не подозревает о ее планах. Как только мать с ма­лышом удалились в опочивальню хозяина дома, де­вушка, улыбаясь, повернулась к Ллис. Она надея­лась, что улыбка скроет ее смущение.

– Жене мельника нездоровится. Я обещала отнести им побольше еды, чтобы они с малень­ким сыном не умерли с голоду, пока мамины сна­добья и настойки не поставят его жену на ноги.

Ллис рассеянно кивнула; она удерживала лю­бопытную малышку, так и норовившую сунуть крохотные пальчики в корзиночки, кувшины и склянки, и была слишком занята, чтобы заду­маться над словами Аньи.

Обрадованная легкостью этих первых шагов, девушка еще больше воодушевилась. Не теряя ни минуты, она схватила два грубых холщовых мешка из стопки с одной из полок, тянувшихся вдоль стены. Затем, перебирая в уме свой продуманный заранее список, она быстро наполнила их продук­тами, которые могли долго не портиться, – ябло­ками, сыром и поджаренным овсом. Анья не тро­нула небольшой запас солонины, но взяла с собой круглые лепешки пресного хлеба – их должно было хватить ненадолго. Один мешок она дейст­вительно оставит у мельника, но другой, еще туже набитый съестными припасами, возьмет с собой.

Покончив со сборами, Анья заглянула в ме­шочек, висевший у пояса. Она еще с вечера собрала его и теперь обеспокоено раздвинула присобранные шнурочком края, чтобы убедить­ся, что положила в него все необходимое. В пер­вую очередь, кремень для высекания огня и два пузырька. В одном было снадобье, способное ос­танавливать кровь, так что раны затягивались прямо на глазах, в другом – капли для приго­товления снотворного зелья. Хотя мать и не учила Анью заклинаниям, нужным, чтобы уси­ливать целебную силу снадобий, она объяснила дочери обычные способы их применения.

В мешочке у Аньи лежал также драгоценный кристалл, выпрошенный ею еще в детстве у Ивейна. Он, правда, отдал его, чтобы утихоми­рить раскапризничавшуюся малышку, но Анья знала, что с помощью таких талисманов друиды-жрецы заклинают духов природы. Чуть ли не с самого того дня, когда он попал в ее маленькие ручки, она жаждала воззвать к этим силам. Быть может – надежда еще теплилась в душе девуш­ки – ей до сих пор не удавалось этого сделать, потому что края ее белого камешка, не сглажен­ные ладонями многочисленных поколений, едва начинали утрачивать свою жесткость.

Рассердившись на себя за то, что теряет драго­ценное время, Анья резко затянула шнурок на ме­шочке и обратилась к более насущным вопросам.

– Ох, чуть не забыла про платья, из кото­рых я выросла. Я обещала подарить их старшей дочери мельника. У меня-то ведь только братишки, а мельник и его семья живут в беднос­ти… – Анья передернула плечами, надеясь от всей души, что Ллис не заметит, как она покрас­нела от этой лжи, – щеки ее так и жгло.

К счастью для Аньи, Ллис была слишком озабочена мыслями о муже и надеждой на его благополучное возвращение, чтобы заметить смущение девушки.

Анья обычным шагом, старясь не торопиться, направилась к дверям своей спаленки. Подняв с пола котомку, она перекинула ее ремень наискось, от плеча к бедру, потом взяла в каждую руку по мешочку с провизией и вышла, беспечно улыбнув­шись на прощание Ллис, ее маленькой дочурке и мальчуганам, нехотя ковырявшим в тарелках.

Яркие краски рассветного солнца истаяли, растворившись в бледной голубизне раннего утра, когда Анья шла к опустевшей конюшне на заднем дворе, за замком. Отец и его люди забрали лучших боевых скакунов Трокенхольта, оставив только рабочих быков да кобылу, слишком ни­зенькую и толстую, чтобы быть полезной в хо­зяйстве или на поле брани. Хотя и негодная для тяжелых работ, Ягодка как раз подходила для осуществления намерений девушки.