Читаем ВОСПЕВАЮЩИЕ БИТВУ полностью

В каком-то смысле они являлись племенами «вечного застоя». Лишь с появлением европейцев, которые принесли с собой предметы быта, сильно повлиявшие привычный уклад, начались активные перемены в жизни американских туземцев. Впрочем, индейцы являют собой не что-то из ряда вон выходящее, а скорее наоборот – сконцентрированный сгусток примеров социальной и психической жизни наших современников. Наше «цивилизованное» общество по-прежнему ничего не знает и ничего не помнит. Я употребил выражение цивилизованное общество, но оно, мягко выражаясь, не очень точно. Правильнее говорить не о цивилизованном обществе, а об индустриальном, ибо только в техническом развитии проявляются действительные отличия индустриального общества от традиционного. Память большинства людей продолжает ограничиваться жизнью одного человека, большинство не интересуется более глубоким проникновением во временные слои, иначе на Земле давно установился бы иной порядок вещей. Но по-прежнему продолжаются споры из-за того, где, когда и почему была прочерчена та или иная граница, как и какому божеству следует поклоняться и пр. и пр. История России наглядно показывает, что граждане этой страны с лёгкостью забывают недавнее прошлое и без труда перевирают даже прописанные словами исторические сведения – иногда по незнанию, иногда целенаправленно. В годы сталинского режима недавняя история, участники которой были ещё живы и активно трудились, была с лёгкостью переписана и переиначена в Институте Красной Профессуры, многие имена активных революционеров без сдеда исчезли из истории. А через десяток лет историю перекроили ещё раз, с новыми поправками. И это всё – при живых свидетелях прошлого и при наличии письменных документов.

Что же говорить о пикографических летописях? Насколько искажённым становилось трактование того или иного рисунка?


***



Однажды зимой 1835 года три человека пустились в путь с берегов Вишнёвой Реки, намереваясь добраться до форта Пьер на Миссури. Они были канадцами и состояли на службе в Пушной Компании. Их сопровождал проводник-индеец. Им предстояло покрыть расстояние в 60 миль по пространству, лишённому лесного покрова. Стоял январь, уже выпал снег, но погода казалась тёплой. Путешественники имели в своём распоряжении две повозки, нагруженные мясом и жиром, предназначенными для гарнизона. Примерно на половине пути дорогу пересекал небольшой ручеёк, вливающийся в реку Титон. Именно там проводник предложил путникам сделать остановку:

– Надвигается буря.

– Откуда ты знаешь?

Индеец указал на небо: особый цвет, особое движение облаков, особый звук ветра где-то в вышине. Дикарь хорошо знал, о чём говорил.

– Нам потребуется дерево для костра и деревья для укрытия, – объявил он и пояснил, что в устье того ручейка стояла хорошая роща.

Однако канадцы заупрямились. Они были новичками и не желали слушаться длинноволосого дикаря.

– Твоё дело – указывать нам путь, а не руководить нами. Нам некогда делать привалы. Поехали дальше!

Внезапно погода переменилась. Солнце исчезло. Ветер обрушился с нескольких сторон разом. Одежда на людях надулась. Увидев разбушевавшуюся стихию, канадцы испугались. Они бросились к проводнику с просьбой сию же минуту двинуться к ручейку, о котором он рассказывал им, чтобы укрыться в роще. Но было поздно. Снежная пелена застлала всё вокруг. Индеец тщетно силился отыскать дорогу, так как в каких-нибудь пяти ярдах ничего нельзя было разглядеть. Путники сбились с пути, бросили повозки и мулов на произвол судьбы. Они не могли двигаться от холода. С каждой минутой их лица становились всё более неподвижными, руки и ноги отказывались повиноваться.

– Нужно лечь на землю всем вместе, рядом! – крикнул проводник. – Укровйтесь всеми одеялами, которые у вас имеются. Пусть снег валит! Мы переждём его в нашей берлоге!

Но канадцы продолжали проявлять твердолобость, упрямо продвигаясь вперёд. Индеец с ужасом поглядел на уже едва различимые очертания этих «сумасшедших чужаков», неуклюже размахивавших руками, и бросился рыть для себя яму в снегу. Пусть умирают, решил он, ему не понять ход их мыслей.

Почти двенадцать часов индеец провёл под толстым слоем снега, терпеливо выжидая, когда буйство стихии сменится умиротворённостью. Наконец, небо прояснилось, тучи уползли за горизонт, и проводник в полном одиночестве направился к форту. Его недавние спутники исчезли, разбрелись в разных направлениях во время бури, и теперь следы их были заметены. Через два дня их всё-таки сумели найти и привезли в крепость. У одного ноги были отморожены до самых бёдер, и он скончался несколько дней спустя. Второй потерял обе ноги до колен, их пришлось отрезать пилой для заготовки дров сразу по прибытии в форт. Третьему ампутировали обе ступни, оба уха и несколько пальцев. Эти двое канадцев выжили. Что касается проводника-индейца, то он расстался лишь с кончиками своих отмороженных ушей и носа, его ноги тоже сильно обмёрзли, но не до такой степени, чтобы отрезать их.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология