Читаем ВОСПЕВАЮЩИЕ БИТВУ полностью

Абсароки зарекомендовали себя храбрыми и умелыми бойцами, но по отношению к европейцам проявляли миролюбивость. Эту особенность трудно объяснить какой-то одной причиной. Скорее всего они благосклонно принимали белых людей на первых порах, так как стремились получить от них необходимые товары, а позже осознали, что за белокожими пришельцами стояла непобедимая сила, и даже не пытались противоборствовать ей. Хотя нельзя сказать, что Абсароки всегда выказывали радушие. «Я разговаривал с Воронами, дал им мелкие подарки и большую медаль их главному вождю Гнилому Брюху. Они по-прежнему дружелюбны, но жалуются на то, что белые охотятся в их стране на бобров. Они говорят, что их страна кишит трапперами, которые уничтожают всё на своём пути. Они заявили, что этот вопрос должен быть улажен, иначе будут взаимные обманы» (Из письма Джона Сэндфорда к генералу Вильяму Кларку от 17 августа 1833).

Уже в более поздние времена Черноногие говорили, что Абсароки никогда не выстояли бы в войне, если бы не встали на сторону белых людей. Вороны любили повторять, что никогда не убивали белых людей, зато не скрывали, что регулярно грабили их. Они стремились не портить отношений с белой расой, ведь они были сравнительно малочисленны и зажаты между могущественными Черноногими и Титонами. Американские солдаты отмечали, что Абсароки, в отличие от Дакотов, всегда соблюдали порядок в походном строю, и это свидетельствует о гораздо более высоком уровне дисциплины, чем у других племён.

В середине зимы 1869-70 отряд Абсароков численностью в тридцать человек обнаружил двух мальчиков-Лакотов неподалёку от Большого Сухого Ручья. Мальчишки возвращались с охоты. Эту территорию Речные Абсароки считали своими охотничьими угодьями, поэтому без колебаний напали на врагов. Но во всём отряде имелось лишь две лошади, поэтому преследовать мальчиков могли только эти двое. Абсарокам удалось убить лишь одного из них, второй сумел скрыться, хоть и получил ранение. Он добрался до своего стойбища, которое, на беду Абсароков, возглавлял Сидящий Бык.

«Сидящий Бык немедленно организовал погоню из сотни человек. Два его дяди (Четыре Рога и Смотрит-На-Него-В-Палатке) присоединились к этому отряду. Перед тем, как покинуть лагерь, Сидящий Бык провёл церемонию с трубкой, предложил Вакан-Танке табак, бизоньи шкуры и даже клочок своей собственной плоти, вымаливая удачу. Проводником был тот самый спасшийся мальчуган. Он привёл воинов к месту гибели своего друга, а оттуда Хункпапы двинулись по следам Ворон и добрались до истоков Большого Сухого Ручья. Там Вороны поджидали их, устроившись за каменистыми укрытиями. На рассвете Хункпапы ринулись в бой, не проведя никакой разведки. Каждая из противоборствующих сторон имела по несколько ружей, но большинство сражавшихся пользовалось луками и стрелами. Титоны вели бой в привычной для них манере, то есть каждый дрался сам за себя, кичась своей храбростью и стараясь заработать побольше подвигов. Они мчались на оборонительную линию Ворон по одиночке, стреляли во врагов и скакали прочь. Вороны же, хорошо укрепившись, собрались держаться до последнего. Дорого обошлась Хункпапам победа… Несмотря на численное превосходство противника, Вороны чувствовали себя достаточно уверенно в укреплённом месте и нанесли врагу серьёзный урон. Из ста человек Хункпапы потеряли тринадцать убитыми, семнадцать выбыло из строя по причине серьёзных ранений. Среди погибших был дядя Сидящего Быка Смотрит-На-Него-В-Палатке, сражённый точным попаданием пули в грудь… Ближе к полудню Сидящий Бык и его воины ринулись, наконец, вперёд всей массой, прорвали оборону и в рукопашной схватке уничтожили всех Ворон» (Robert Utley «The Lance and the Shield»).

Это сражение, которое известно среди Лакотов как Бой-Тридцати-Убитых-Ворон, является замечательным примером того, как умели сражаться Абсароки. Тридцать пеших воинов (два всадника не делают в данном случае «погоды») умело оборонялись от сотни нападающих конников. Лакотам не помогло даже то, что ими руководил Сидящий Бык, само присутствие которого должно было вдохновлять их и организовывать. Впрочем, как показала история, даже самые авторитетные вожди далеко не всегда справлялись со своими головорезами и могли держать их в узде, столь необходимой для умелой победы. Этот бой свидетельствует о том, что Абсароки обладали большим благоразумием. К сожалению, благоразумие всплывало на поверхность обычно у более слабой стороны, когда было очевидно, что пустая бравада не приведёт к успеху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология