Я стоял в оцепенении, но выкрик Дедушки, хотевшего скорее положить конец тяжелой сцене расставания, вывел меня из равновесия. Только коляска тронулась, я дико заревел и, оттолкнув руку милой Теклички, которая хотела вести меня домой угощать в неурочный час какими-то замечательными сладостями, бросился бежать по аллее к дому и помчался наверх, в детскую. Там я вскочил на полосатый диван (как ясно я его помню!), начал топтать его ногами и кричать, что я «не хочу, чтобы Мама уехала!». Няня всячески пыталась меня успокоить, но тщетно: я продолжал кричать и бесноваться по дивану. Пришла Текличка, но и это не помогло… Меня оставили одного – и правильно сделали! Скоро я стал отходить и, хотя не переставал кричать и плакать, я начал чувствовать, что веду себя совершенно непозволительно и что я кругом виноват. Новыми взрывами крика и усиленным топотом я старался заглушить в себе голос раскаяния. «Мама говорила мне, что я теперь большой мальчик и должен показывать Саше хороший пример, – говорил мне внутренний голос, – а я вот что делаю!» Мне становилось все более стыдно. Я уже стал уставать от крика и топота, а голос раскаяния все усиливался: зачем я обидел няню и Текличку?!
Вдруг я услышал из соседней комнаты голоса Теклички и… Дедушки, – Дедушки, появление которого в наших комнатах в это время было совсем необычным… «Они, конечно, идут меня бранить», – подумал я. В глубине души я считал, что меня действительно очень и очень стоило бранить и что Мама была бы совсем недовольна мной…
Дедушка и Текличка, однако, не вошли ко мне, а продолжали тихо говорить между собой по-немецки. Я тогда не понимал этого языка, но по интонации голосов я прекрасно понял, что они не возмущены моим поведением, а… жалеют меня!
Все разом переменилось во мне! Оказывается, поведение мое не возмутительно, наоборот, меня надо жалеть! Новая волна криков и бешеного топтания… Не помню, сколько времени это продолжалось, но я вижу себя в комнате Теклички; по моему лицу еще не перестали течь слезы, но я ем что-то очень вкусное, а Текличка рассказывает мне, на своем ломаном русском языке, какой-то чрезвычайно интересный рассказ.
Мы опять возвращаемся к тому, что ребенок начинает истерику, сам возбуждает себя, а потом не знает, как прекратить происходящее, не потеряв лицо. Важнейшими действиями родителей будут изоляция малыша от зрителей (которые только возбуждают в нем желание продолжать спектакль) и спокойный разговор, в котором не должно быть сочувствия или укора, пока ребенок не успокоится: лишь нейтральный голос и отвлечение внимания любым способом (ранее было описано, как это можно сделать).