Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся

Отличить элемент культуры можно по тому, что им обладают не все. Например, едят все особи без исключения; следовательно, употребление пищи к культуре не относится. Но не все пользуются палочками для еды; значит, палочки – уже элемент культуры. Все шимпанзе лазят по деревьям; это не культурное приобретение. Некоторые популяции шимпанзе колют орехи, положив на один камень и колотя другим, но не все популяции, обитающие там, где есть орехи, пользуются таким способом. Это особенность культуры. Различия между группами в привычках, традициях, навыках использования орудий – вот что такое культура.

Когда в 2009 году Африку поразила сильнейшая засуха, погибли сотни слонов. Выживаемость оказалась намного выше в тех семьях, которыми управляли матриархи, достаточно старые, чтобы помнить, как их семьи выжили в прошлую суровую засуху, случившуюся более 20 лет назад, и которые сумели привести свои группы к уцелевшим водопоям. Из 58 слоновьих семей, населяющих национальный парк Амбосели в Кении, одна потеряла 20 членов, а семья «КА» – ни одного. Потому что в семье «КА» предводительствовали две огромные самки, Керри и Кира, которым на момент засухи исполнилось 40 и 39 лет соответственно.

«Достаточно старые, чтобы быть мудрыми», – сказала мне о них легендарная исследовательница слонов Синтия Мосс. Семья «КА» проводила много времени в северной части заповедника. «Не то чтобы там было намного лучше в смысле безопасности, – говорит Синтия. – Но все же, видимо, они поступали правильно, и я склонна приписать это знаниям и опыту двух старых слоних. На самом деле в период с две тысячи пятого по две тысячи девятнадцатый, то есть за четырнадцать лет, они потеряли всего одного детеныша. И это просто чудо».

Подобно кашалотам, слоны живут в семьях, где возраст и жизненный опыт имеют большое значение. Они учатся у старших, куда идти, если случается кризис. Не получив нужных сведений от старых носителей знания, они погибнут. Это и есть культура.

До 1960-х годов многие думали, что дельфины, в сущности, мало чем отличаются от рыб. Но начиная с этого времени Кен Норрис научно доказал, что главное качество дельфинов – гибкая способность к обучению, в результате которой поведение в разных группах начинает заметно различаться. К концу 1980-х годов Норрис и другие исследователи определили межгрупповые различия в поведении дельфинов как «чисто культурные»[12].

Местные привычки или традиции могут удерживать особей вместе – и при этом разделять разные группы. Иногда такие культурные маркеры тех или иных общностей могут даже способствовать враждебным отношениям. Особенно примечательны в этом смысле люди (достаточно вспомнить языки, флаги, военную униформу и т. д.).

Долгое время культурные различия считались «исключительной особенностью» людей. Но сейчас мы уже знаем, что люди – отнюдь не единственные, кто использует разного рода сигналы для обозначения своей групповой принадлежности, подчеркивания межгрупповых различий и поддержания разобщенности групп. Кашалоты, гринды[13], косатки по звукам умеют определять, какое стадо сородичей можно тепло поприветствовать, а с каким лучше не встречаться. Слоны тоже знают, с какой семьей они в дружеских отношениях, а от какой предпочтительнее держаться подальше. Слоны, приматы и некоторые другие виды легко различают, кто принадлежит к их группе, а кто чужак. Тысячи видов птиц узнают своих партнеров и владельцев соседних участков, но жестко изгоняют посторонних. Реакция человекообразных обезьян при встрече с другими группами варьирует от убийственно-жестокой (у шимпанзе) до добродушно-игривой (у бонобо). Волки даже в пылу ожесточенных схваток между семейными стаями без малейших колебаний распознают, кто свой, а кто чужой. Они не носят фуражек с кокардами, но всегда понимают, кто на их стороне (члены их семьи), а кто на стороне противника. Групповая идентичность и сознание принадлежности к определенной группе долгое время рассматривались как определяющий признак человеческой культуры. Но в действительности ничего исключительно человеческого в них нет.

С точки зрения нашего восприятия единственные различия между так называемыми «северными» и «южными» резидентными популяциями косаток, обитающих в северо-восточной части Тихого океана, заключаются в разнице их вокальных диалектов. Оба сообщества питаются преимущественно лососем, и между их представителями нет каких-либо существенных физических или генетических различий. Казалось бы, у них все одинаковое, в том числе и неприязнь к сообществу, которое они считают чужим. Обе эти популяции избегают смешивания в силу исключительно культурных причин. Такое саморазмежевание устойчивых культурных групп до недавнего времени считалось настолько исключительным, что исследователи называли его «не имеющими аналогов, кроме как у людей»[14]. Но сейчас оказывается, что подобная культурная самоидентификация и сегрегация распространены в животном мире гораздо шире, чем мы подозревали раньше.