Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся

Но в первый же час пребывания в этих водах они обнаружили группу китов, которую назвали семьей «T». А потом встретили и другую группу, которую окрестили «Семеркой», – и провели с ней 41 день подряд, чего никто никогда раньше не делал. Со временем они познакомились здесь еще с полудюжиной семей. За всю краткую историю изучения этих мифических гигантов ни один человек не был допущен к тайнам их существования настолько близко.

Теперь по внезапно повисшему молчанию мы понимаем, что кашалоты, замеченные к северо-востоку от нас, поднимаются на поверхность – через резкие смены давления, температуры и освещенности, ощущая, как воздух вновь раздувает спавшиеся на глубине легкие. Из непостижимого для нас мира где-то в толще морской оболочки планеты они всплывают к ее выпуклой поверхности – к границе миров, к привычному нам теплу, к общему для всех воздуху.

«Фонтан!» – кричит капитан Дэйв. «Да!» – подхватывает Шейн.

Примерно в полутора – двух сотнях метров от нас из массивной громады китовой головы с шумом вырывается наклоненный влево столб белесого пара – взрывающий океан клин длиной с добрую треть всего тела гиганта. В отличие от прочих видов китов, у кашалота дыхало расположено не на верху головы, а на конце морды, примерно там, где мы обычно ожидаем видеть у млекопитающих ноздри. Открыванием и зажиманием этой причудливой единственной ноздри, обращенной влево, управляет утолщенный мышечный клапан.

На ветру струя пара быстро рассеивается. Кит делает еще несколько мощных выдохов. Выдох, потом 10–12 секунд паузы. Выдох. Еще около 12 секунд. Выдох. Такое дыхание длится несколько минут, необходимых, чтобы очистить и насытить кислородом несколько бочек истощенной крови. Из-за того что под сильным давлением легкие кашалотов спадаются, запас кислорода, который они уносят с собой на глубину, заключается не в набранном воздухе, а в мышцах.

Мы подбираемся ближе, чтобы лучше видеть. Теперь самка-кит где-то в 45 метрах и направляется к нам. Кожа на ее голове гладкая и упругая, как полиэтиленовая пленка, а на остальном теле морщинистая – такая поверхность дробит ламинарное течение воды и снижает трение при движении. Глаза у нее относительно невелики, в черных холодных глубинах толка от них не так уж много. А общие размеры тела кита таковы, что почти часовой спуск на глубину и подъем обратно перестает казаться чем-то невообразимым. Ее мощный эхолот проницает любую тьму. Могучий слой жира защитит от самого сильного холода. Кашалот в совершенстве приспособлен к любым крайностям своего существования.

Она снова выпускает фонтан, а потом, опустив массивную голову и выгнув исполинскую спину, погружается, уходя прочь от воздуха и солнечного света и взмахнув на прощанье черными лопастями хвоста. Этот широкий хвост на могучем стебле раздвигает водные пласты, проталкивая свою обладательницу вниз, в поглощающую ее пучину, где на глубине в сотню длин ее тела водится добыча.

«Ну что ж, – неуверенно замечает Шейн, – интересно».

А я все перевариваю впечатление: кит слишком велик, чтобы его видеть. Человеческий взгляд способен выхватить только какую-то часть: голову, спину, хвост. Но он не в силах воспринять всего кита целиком. Когда-то, будучи в Риме, я сказал жене, Патрише: «Вот мы с тобой посмотрели фреску Микеланджело, где он изобразил Творца. Интересно, а как бы изобразил свое творение сам Творец?» Теперь мне проще найти ответ: он в этом море, в этих китах.

«Он нацелил свой сонар на нас, – говорит Шейн, по-прежнему прислушиваясь к звукам в наушниках, – а сейчас уходит вниз».

Сфокусированный сонар обстреливает нас быстрыми сериями щелчков. Иногда их бывает до 600 в секунду, и тогда на слух они воспринимаются как жужжание.

«Знаете, похоже, это кит-подросток», – говорит капитан Дэйв. «Да, небольшой. Но мне кажется, не тот, которого мы услышали первым».

Такие предположения, основанные на опыте, постепенно приведут к точной идентификации обнаруженной особи.

Пока же вопрос остается открытым. Кто это? Из какой он семьи?

Внезапно в 400 метрах от нас взметается фонтан другого кашалота. Он движется быстро и уверенно – черная громада, рассекающая белое от солнца пятно на поверхности волн.

Мы выдвигаемся в сторону этого нового кита. Примерно каждые 10 секунд он выбрасывает фонтанчики насыщенного влагой воздуха, очищая кровь и заново насыщая ее кислородом.

Совсем рядом, на расстоянии всего в корпус лодки, неожиданно выныривает китенок длиной от силы 4,5 метра.

«Глуши! Глуши мотор! – кричит Шейн. – Его мать прямо здесь!»

Я смотрю вниз – и, потрясенный, замираю. Я вижу прямо под собой темную морду огромного кашалота. Я даже не сразу понимаю, на что именно я сейчас смотрю.

«Она спит, – поясняет Шейн, – вертикально».

Наконец до меня доходит: мать китенка отдыхает, зависнув в воде носом вверх. Хвоста отсюда не видно, ее тело слишком огромно. Это ее фонтан мы заметили самым первым.

Кашалоты спят в вертикальном положении.

«Им то и дело приходится подниматься, чтобы вдохнуть», – говорит Шейн.

Киты никогда не дышат машинально, вдох и выдох они делают сознательно.