Воспитание по-новому

Дети прекрасно распознают критику даже в похвале, когда она на самом деле не является похвалой, хотя зачастую именно так родители «хвалят» своих детей.

— Ну, ведь сделал же, сделал, а сколько нытья было! — «хвалит» мама ребенка.

— Ты большой мальчик и все сам сможешь сделать! — говорит мама ребенку хорошую фразу. Но холодная, убийственная интонация передает истинный контекст: «Когда ты, наконец, научишься!»

— Когда ты стараешься, у тебя все получается! — менторским тоном произносит папа, с подтекстом: «Ведь ни черта же не стараешься!»

Есть еще одна особенность этого метода, разрушительная для ребенка. Особенность, которая приводит к тяжелым последствиям.

Мы не просто «честно» рассказываем ребенку о его провинностях, о несоответствии тому идеальному ребенку, которым он должен быть. Мы не просто сообщаем ему, что и где он сделал неправильно.

Мы маркируем его поведение. Мы даем название каким-то его проявлениям. Мы ставим штампы на личность ребенка.

— Ты опять забыл дома тетрадь, растяпа! — говорит мама ребенку, «обзывая» ребенка, «называя» всего его этим словом. И сколько таких «названий» мы даем нашим детям!

— Ты когда научишься класть на место вещи, неряха!

— Что ты шляешься по квартире, бездельник!

— Ты будешь мне помогать, лентяйка?

— Опять пример не решил, я же тебе объяснил, что же ты такой тупой!

— Как ты держишь нож, откуда у тебя руки растут, неумеха!

— Что ты все роняешь, какой ты неуклюжий!

Мы делаем это с благими намерениями — сделать детей ответственными, трудолюбивыми, аккуратными и умелыми. Но как сложно быть ответственным, трудолюбивым, аккуратным и умелым, если постоянно слышишь о себе, что ты безответственный, лентяй, неряха и неумеха! И в этом парадокс этого метода.

Накладывая штампы — мы переводим детей в другую категорию, с отрицательной окраской. И дети, узнав от нас — какие они, принимают это за данность, за реальность. И потом нам же отвечают:

— Да, я разбрасываю вещи, но я же неряха, что с меня возьмешь…

— Да, я неумеха, у меня не получается и не получится, я же неумеха…

— Да, я не хочу это делать, я же лентяйка…

И это уже не способствует их улучшению. Не подвигает их к совершенствованию. Действительно — чего стараться, когда он уже… Мы сами своей маркировкой личности ребенка затрудняем процесс его улучшения.

В этой нашей «маркировке» детей, я бы сказала, все уродство этого метода, его разрушительная для личности ребенка сила. Мы как бы накладываем на ребенка штамп, ставим на него клеймо. Но, маркируя детей как плохих, неорганизованных, неряшливых или вредных — мы воспитываем именно таких детей. И на смену чистому, уверенному в себе ребенку приходит существо с постоянным чувством вины, неуверенностью в себе, ощущением своей «плохости». Вместо совершенного создания появляется неряха, бестолочь, лентяй.

Я еще раз обращаю твое внимание, что сама критика — это оценка, в которой есть непринятие. И ребенок действительно прекрасно чувствует это непринятие и во взгляде, и во вздохе, и в интонации, и, конечно же, в словах, которыми его, мягко говоря, «называют». В каждом таком слове — «бестолочь» или «лентяй» — ребенок в первую очередь слышит непринятие и недовольство им. И ребенок постоянно чувствует себя «неправильным», «не таким» (если учесть тот поток критики, в каком живут дети, родители которых даже не понимают, что они постоянно только и делают, что критикуют своих детей!). И, живя в этих потоках критики, ребенок чувствует себя отверженным. Потому что им, таким, как он есть — постоянно недовольны! И как разрушительны эти чувства!

Много лет подряд проводя тренинг для родителей, я рассказывала одну и ту же историю. Однажды мой знакомый рассказал мне о своем очень трудном, трагичном детстве. Он, оставшийся без родителей совсем маленьким, воспитывался в семье родственников. И женщина, которая выполняла для него роль матери — не хотела его видеть в своем доме, просто ненавидела его. И — даже не называла его по имени, просто называла его «блядь». И говорила: «Ну что, блядь, жрать хочешь?» или: «Блядь, иди во двор…»

И он, маленький, еще не понимающий смысла этого слова, — знал, чувствовал, что она ненавидит его. Он действительно не знал, что значит это слово. Но смысл его был для него понятен — он ей не нравится. Она на него сердится. Он в чем-то виноват. Он какой-то «не такой».

Каждый раз рассказ об этом ребенке и о том, как с ним обращался взрослый человек, вызывал искреннее возмущение — какая дикость! Какая крайность! Как можно так жестоко обращаться с ребенком!

— Но ты думаешь, твой собственный ребенок, когда ты называешь его «бестолочью» или «лентяем», испытывает другие чувства? — спрашивала я.

И в ответ всегда слышала:

— Нет! Конечно, нет! Наши дети этого не чувствуют! Мы же их так ужасно не называем! — это был смысл всего, что говорили в ответ родители.