Воспитание по-новому

Манипулирование собственным ребенком всегда имеет под собой самый прекрасный, хороший мотив. Мы искренно уверены, что достигая манипуляциями желаемого, мы делаем это только ради детей и во имя детей. Мало того, мы даже не осознаем, что то, что мы совершаем с ребенком, есть наша манипуляция им. Большинство родителей даже слова такого не знают, но только и делают, что манипулируют собственными детьми.

— Если бы ты меня любила, ты бы меня не расстраивала и съела кашу, — говорит мама пятилетней девочке.

И за всем сказанным есть скрытый смысл:

— Хорошие девочки не расстраивают маму. Если ты меня расстраиваешь — значит, ты плохая девочка.

— Хорошие девочки едят кашу, которую им дает мама. Если ты не ешь эту кашу, — ты плохая девочка.

— Единственный способ остаться для меня хорошей девочкой — съесть кашу…

И у ребенка есть выбор: либо съесть эту ненавистную кашу и стать хорошей девочкой для мамы, либо не съесть, но остаться с сильнейшим чувством вины, что он — плохой ребенок, что он не любит маму.

Но ни один психически здоровый человек не хочет жить с чувством вины, не хочет чувствовать себя плохим и виноватым. Поэтому у ребенка, по большому счету, и выбора нет — надо съесть эту ненавистную кашу.

И в этом суть манипуляции — добиться от ребенка того, чего я хочу, через его чувство вины, боязнь стать плохим, отверженным.

Ребенок, например, играет за компьютером или занят каким-то своим важным делом. Приходит мама, которая говорит, что нужно сходить в магазин. Ребенок начинает отказываться, потому что увлечен своим делом.

— Нет, — говорит мама, — если ты хороший мальчик, ты пойдешь в магазин. Но, конечно, если ты меня не уважаешь, не ценишь, не заботишься обо мне, то тогда продолжай играть…

И это, как говорится, удар ниже пояса. Потому что какой тут может быть выбор?

Или ребенок бросит играть — чего он на самом деле не хочет, или станет плохим — чего он тоже совсем не хочет. Из двух «не хочет» он должен сделать выбор. Из двух выборов, ни один из которых не является его собственным, желаемым выбором, он должен что-то выбрать. И он «выбирает» меньшее — бросить игру. У него по большому счету и выбора-то не остается.

В этом и есть суть манипуляции — создать видимость выбора для ребенка, заставить его выбрать из того, из чего он на самом деле ничего не выбрал бы. Он выбрал бы третий вариант — сидеть и играть. Но такого выбора ему не оставляют. Он в любом случае выберет из того, что предложит родитель.

Поэтому манипуляция — один из самых нечестных способов воздействия на ребенка. Это способ, беспроигрышный для родителей. При любом выборе ребенка побеждает родитель.

Сделал ребенок так, как того хотел родитель, — родитель победил, он добился от ребенка того, чего хотел.

Не сделал ребенок так, как хотел родитель — тоже родитель победил, потому что родитель остался в ощущении себя хорошим, правильным родителем, а ребенок — остался плохим, отверженным, с чувством вины.

Есть еще одно понимание, что такое манипуляция. Это смешение, соединение в одно никак друг с другом не связанных явлений.

Я говорю ребенку: «Если бы ты любил маму — ты бы съел эту кашу!»

Но любовь ребенка к маме и его отношение к каше — это совершенно разные вещи. Ребенок любит маму, но может не любить мамину кашу. Это никак не связанные вещи. Но «мудрые» родители жонглируют этими понятиями, спутывают их, чтобы получить от ребенка желаемый поступок.

А ребенок слишком мал, чтобы осознать, понять — где здесь неправда, в чем — подмена понятий. Ведь на манипуляции ловятся и взрослые, и умные, и образованные люди. В этом и особенность манипуляции — она так быстро вызывает в нас чувство вины, что мы даже не понимаем, что нас, по большому счету, обманули, смешав несовместимые понятия. Но нам говорят: «Если бы ты меня любил, ты бы вовремя приходил с работы…» или «Если бы ты меня любила, ты не болтала бы два часа с подругой…» — и мы ловимся, испытываем чувство вины, испытываем раскаяние и обещаем так больше не поступать…

Так, когда я уже взрослым человеком приезжала в отпуск к маме, она все время пыталась накормить меня своими бесконечными сытными и вкусными блюдами, манипулируя моим чувством вины: «Конечно, приезжаешь раз в год — и не ешь борщ, который я приготовила, так ты мамочку любишь…» Или: «Я старалась-старалась, фаршировала этот перец, а ты попробовать не хочешь, так ты ценишь мое старание!» И я ловилась на эти слова, чувствуя вину, что действительно редко приезжаю, действительно, она так старалась…

Сейчас, когда мама делает то же самое, пытаясь меня накормить — обкормить, я просто смеюсь:

— Мамочка, ты и борщ для меня — разные вещи. Тебя я люблю всегда. Борщ — иногда, когда хочу. Поэтому я не должна его есть. И это не имеет никакого отношения к моей любви к тебе. Ешь его сама. Съешь порцию за меня, — говорю я, и этим заканчиваются мамины попытки манипуляции (и я уверена, мама и знать не знает, что она пыталась мной манипулировать, как не осознает это большинство родителей!).