Хотя у большинства наших домашних собак истоки их преданности лежат именно в этой, до известной степени сохраняющейся инфантильности, избыток ее дает противоположную картину. Такие собаки чрезвычайно ласковы со своими хозяевами - а заодно и со всеми другими людьми. В "Кольце царя Соломона" я уже сравнивал этот тип собак с избалованными детьми, которые каждого мужчину называют "дядей" и любому незнакомому человеку навязывают свою непрошеную дружбу. И дело не в том, будто такая собака не знает своего хозяина, - наоборот, она радуется его приходу и приветствует его более восторженно, чем других, после чего охотно убегает с первым встречным. Подобная неразборчивая дружелюбность ко всему роду человеческому, несомненно, порождается сильнейшей инфантильностью - это доказывается всем строем поведения подобных собак. Они всегда излишне склонны к игре, и много времени спустя после того, как им исполнится год и все их нормальные ровесники успеют давно остепениться, они все еще грызут хозяйские шлепанцы и наносят смертельные раны занавескам, а главное сохраняют рабскую покорность, которая у других собак при взрослении быстро сменяется здоровой уверенностью в себе. Полаяв из чувства долго на незнакомого человека, такая собака угодливо валится перед ним на спину, стоит ему строго заговорить с ней. И тот, кто держит ее поводок, для нее уже грозный и всемогущий хозяин.
Счастливая середина между слишком зависимой и слишком независимой собакой - это и есть идеал истинно преданной собаки. Этот идеал встречается далеко не так часто и уж, во всяком случае, гораздо реже, чем кажется среднему владельцу собаки.
Определенная степень непреходящей инфантильности необходима, чтобы собака питала к своему хозяину любовь и преданность, но ее избыток заставляет собаку так же покорно обожать всех людей без разбора. Поэтому лишь относительно немногие собаки будут действительно защищать своего хозяина от хулигана: хотя они вовсе не остаются равнодушными к тому, что на хозяина кто-то напал, однако человек вообще внушает им благовейное почтение, и они не в состоянии причинить ему вред.
Преданность собак, принадлежащих к тем породам, в жилах которых течет какая-то для волчьей крови, принципиально отлична от преданности наших центрально-европейских пород, ведущих, по-видимому, свое происхождение непосредственно от шакалов. Вряд ли существуют породы, восходящие прямо к волкам: есть все основания считать, что человека в то время, когда он начал селиться в арктических областях, где вошел в соприкосновение с тундровым волком, уже сопровождали собаки шакальей крови. Скрещивание волков с домашними собаками северных народов произошло, очевидно, сравнительно поздно и уж, во всяком случае, гораздо позднее, чем первое приручение шакала. Поскольку волк сильнее и выносливее, могла возникнуть потребность в породах со значительным преобладанием волчьей крови, а свирепость и неукротимость, вероятно, не слишком беспокоили обитателей Крайнего Севера - прирожденных дрессировщиков, умеющих справляться с самыми независимыми псами. Непосредственным результатом этого большого и сравнительно недавнего прилива волчьей крови явилось значительно ослабление в "волчьих" породах черт одомашненности, и в частности, непреходящей инфантильности. Она заменяется зависимостью совсем иного типа, которая обязана своим происхождением специфически волчьим особенностям. Если шакал в основном ест падаль, то волк - настоящий хищник и зимой нуждается в помощи своих собратьев, охотясь на крупных травоядных - его единственный корм в эту пору года.
Чтобы обеспечить себя достаточным количеством пищи, волчья стая вынуждена покрывать большие расстояния, а результаты охоты зависят от взаимной поддержки в те минуты, когда ее членам удается затравить дичь. Строгая организация стаи, беззаветная преданность вожаку и безоговорочная взаимная выручка - вот необходимые условия успешного выживания этого вида в тяжелой борьбе за существование. Такие волчьи свойства полностью объясняют сущность весьма заметных различий в характере "шакальих" и "волчьих" собак - различий, очевидных для всех, кто по-настоящему понимает собак. Первые относятся к своим хозяевам как к собакам-родителям, вторые видят в них скорее вожаков стаи и ведут себя с ними соответственно.
Покорности инфантильной шакальей собаки у волчьей собаки соответствует гордая "мужская" лояльность, в которой подчинение играет весьма малую роль, а рабская покорность - никакой. Волчья собака в отличие от шакальей вовсе не видит в хозяине чего-то вроде помеси отца и бога, для нее он скорее товарищ, хотя ее привязанность к нему гораздо прочнее и не переноситься с легкостью на кого-нибудь другого. Это "однолюбие" развивается в молодых волчьих собаках весьма своеобразно - в определенный момент детская зависимость от родителей четко сменяется взрослой преданностью вожаку стаи, причем это происходит, даже когда щенок растет в изоляции от себе подобных, а "собака-родитель" и "вожак стаи" воплощены в одном человеке.
СОБАЧЬИ ЛИЧНОСТИ