Воспитание свободной личности в тоталитарную эпоху. Педагогика нового времени

Поводов для оптимизма, откровенно говоря, было мало. Тогда, в «лихие девяностые», по оценкам наших мурманских коллег, 85–90 % работавших молодых людей трудились челноками и охранниками. Нет, не было ничего плохого в том, что юноши и девушки стремились зарабатывать нормальные деньги и не хотели мириться с нищенскими зарплатами, которые предлагали им провинциальные рынки труда. Кто представляет работу челнока изнутри, а не по досужей болтовне о «торгашах», понимает, насколько опасен и тяжел этот каторжный труд. Беда в другом – в депрофессионализации современной молодежи.

Экономическая ситуация в России тех лет толкала молодое племя на стамбульские и шанхайские рынки, не предъявляя к нему серьезных требований в области профессиональной специализации. Но что готовил ему завтрашний день? Могла ли выдержать конкуренцию самая активная часть нашей молодежи на международных рынках труда, понимая конъюнктуру только блошиных рынков?

Не лучше обстояли дела и с самой образованной частью российской молодежи, активно готовившей себя в качестве ресурса развития, увы, западных демократий. Юношей и девушек с дипломами лучших российских университетов не надо убеждать в необходимости обладать конкурентоспособностью. Не покладая рук они работали над ее повышением. Но что от этого могла выиграть наша страна, если 97 % аспирантов и студентов, обучавшихся в США, Германии и Великобритании по временным визам, стремились навсегда остаться в более комфортных для жизни условиях. Михайло Ломоносов, светлая ему память, наверное, перевернулся бы в гробу, узнай он, что две трети студентов первого курса МГУ выбрали этот престижный вуз только потому, что очень хотели уехать из России.

Особую зону риска представляли сельская молодежь и юные жители российской глубинки. Невостребованные и неорганизованные, подсевшие на иглу или беспробудно пьющие, эти люди находились на грани массовой дебилизации.

Десять лет спустя понимаешь, что кардинально ничего не изменилось: отжили как класс челноки, но депрофессионализация и дебилизация молодежи, особенно в провинции, только усилились. Недавно у меня состоялся разговор с бывшим генеральным директором Новокуйбышевского нефтеперерабатывающего завода, нынешним мэром Новокуйбышевска[45] – небольшого городка, расположенного в Самарской области, где когда-то стартовала «Новая цивилизация».

Градоначальник угрюмо констатировал: «Помнишь, как бывало в 1990-х, когда ты со своей командой только заходил в наш город? Молодые парни – все сплошь в малиновых пиджаках! Заработать на золотую цепь – дело чести! Понты, конечно, но драйв был. Потом пришел другой типаж – мобила с антенной на два метра: все хотели стать бизнесменами! А сейчас ничего не хотят, и типажи по городу, как на подбор, – трусы, шлепанцы на босу ногу и бутылка пива в руке!»

Пять «хочу» молодого человека

Тогда, в 1990-е, нас действительно очень интересовал социальный и психологический портрет молодого человека, обитавшего в регионах развития наших проектов. Как показывали наши исследования, все молодые люди – без учета тех, кто вообще ничего не хотел, – среди пяти основных желаний называли:

1) квартиру;

2) профессиональную конкурентоспособность и социальную успешность (статус);

3) деньги;

4) интересный досуг;

5) семью.

Шкала приоритетов у студентов, молодых специалистов, рабочих и учителей могла меняться. К примеру, неженатые студенты квартиру и деньги ставили на четвертое место, аж после досуга. А молодой специалист мечтал прежде всего именно о квартире. Самое любопытное, что все респонденты из Томска, Тюмени, Самары и Улан-Удэ второе место уверенно отдавали личной конкурентоспособности. Похоже, что в отличие от разработчиков государственной молодежной доктрины, сами молодые люди прекрасно понимали, что деньги, квартира, благополучие семьи, интересный досуг и многое другое зависели от исполнения одного-единственного заветного желания из пяти – стать конкурентоспособным.

Нам стало очевидно: именно конкурентоспособность молодежи, наряду с ее здоровьем и образованием, должны быть приоритетами национальной молодежной политики в нашей стране. На другие цели просто не хватало денег.

Как-то, смотря по телевизору «Парламентский час», я услышал, как один из ораторов с оптимизмом заявил в ходе заседания Госдумы, что проблема обеспечения молодых семей квартирами уже сдвинулась с мертвой точки. Я не удержался и позвонил знакомым депутатам. В ответ те просто расхохотались: «Не поверишь! Выделили… одну квартиру».

Представляете, сколько денег было бы потрачено впустую, если бы таких квартир выделили тысячу? Кто знает «ценометр» для молодых семей, достойных получения квартиры, и семей, не заслуживших права быть первыми у кормушки? Помните, как Булгаков писал о людях, которые были «очень приличными», пока их не испортил квартирный вопрос?