Воспитание жизнью

Он был прав. Терзаемый совестью, я изо всех сил старался стать примерным солдатом. Никаких лазеек я не искал. Больше того, сам напрашивался на неблагодарную работу: чистил картошку на кухне, хотя обычно это делали те, кто получал наряд вне очереди; выгребал помойную яму; заступал в наряд за товарища, который по какой-то причине не мог в этот день заступить; убирал туалет, чего никто не хотел делать; по воскресеньям разгружал уголь. В то же время я усердно занимался военными дисциплинами. Попросил у нашего старшины уставы и по вечерам штудировал их. Попросил Петера Хофа посвятить меня в искусство вычислителя и часами тренировался у огневого планшета. Маленького Дача уговорил научить меня наводить оружие на цель. Однажды за этим занятием меня застал лейтенант Бранский. Увидел… и глазам своим не поверил.

— Ваше усердие, рядовой Беренмейер, беспокоит меня! — сказал он, улыбаясь.

Однажды командир нашего взвода и наш старшина попали в довольно трудное положение. Из штаба полка пришел приказ: проверить все гаубичные расчеты в стрельбе по танкам.

Командир орудия собрал нас и спросил:

— Ну как, будем стрелять, товарищи?

Дач все еще был болен.

— Как же мы будем стрелять без наводчика? Плохи наши дела! — сокрушался Пауль Кольбе.

— Это почему же плохи? — спросил я. — Все мы знакомы с прицелом.

— Так-то оно так, дорогой, — ответил мне Руди Эрмиш, — но не забудь, что мы будем стрелять не из противотанковой пушки, а из гаубицы, что намного труднее. Для этого нужна практика, а у нас ее нет.

С самого начала этого разговора у меня появилась мысль заменить Дача, хотя я прекрасно понимал, что со мной будет, если не справлюсь с обязанностями наводчика. И все же, несмотря на это, я предложил:

— Разрешите мне быть наводчиком, товарищи!

— Ну как, ребята, доверим ему наводку? — спросил унтер-офицер Виденхёфт.

— Я уверен в себе, — заверил я товарищей.

Через два дня я прильнул к прицелу гаубицы, которая находилась на огневой позиции взвода на стрельбище.

— Смотри как следует наводи, — советовал мне Руди Эрмиш, который волновался не меньше меня.

— Не беспокойся, Руди, все будет в порядке, — успокоил я его.

— Вон там, за рощицей, должен быть танк. Не торопись. Пусть он подойдет поближе.

— Да не волнуйся ты, — ответил я.

В небо взлетела красная ракета — и показался танк.

Унтер-офицер Виденхёфт, находившийся в нескольких шагах от меня, скомандовал:

— К бою!

Я быстро установил прицел и доложил о готовности. Как это ни странно, но я даже не волновался в тот момент. Мне удалось довольно быстро поймать танк в перекрестие панорамы. Осталось только определить расстояние, внести некоторые поправки и…

Танк приближался. Это была деревянная модель танка таких же размеров, как настоящий танк. Мишень передвигалась с помощью стального троса, приводимого в движение электромотором. Моментами я терял цель из виду, когда она скрывалась за холмами. Наконец танк приблизился ко мне.

— Огонь!

Когда дым рассеялся, я уже не видел никакого танка. И лишь на том месте, где он только что был, стояло облако пыли.

— Прямое попадание! — закричал Виденхёфт, отнимая бинокль от глаз.

Руди хлопнул меня по плечу и закричал:

— Браво, Фред!

Тем временем к позиции приближался второй танк. Я решил и его подпустить поближе. Приблизительно на том же расстоянии, на котором я уничтожил первый танк, открыл огонь по второму.

Земля вздрогнула. В воздух полетели обломки досок, куски железа. Потом все это поглотило густое облако дыма. Снова прямое попадание.

В этот момент я услышал за спиной голос дежурного:

— Если он и дальше так будет стрелять, перепортит нам все мишени, а они нужны для других расчетов.

Кто-то засмеялся.

— Нужно было побольше приготовить, — услышал я голос капитана Кернера.

Третий танк пришлось подпустить еще ближе, метров на триста пятьдесят, так как стрелять с дальней дистанции мешало облако дыма и пыли, еще не осевшей после первых двух выстрелов. И этот танк мне удалось уничтожить с первого выстрела.

Наш расчет получил оценку «отлично». Ему объявили благодарность, а мне даже дали суточный отпуск в город. Товарищи поздравляли меня, приписав часть успеха положительному влиянию на меня Софи. И только Бранский заметил:

— Вы меня все больше и больше удивляете, рядовой Беренмейер.

Успехи по службе даже заставили меня забыть о своих бедах.

Анжела писала мне нерегулярно, но каждое ее письмо случайно могло попасть в руки кому-нибудь из наших ребят — и тогда…

Однажды ко мне пристал Шлавинский:

— Кто это тебе пишет, милый друг?

— Да так… Один знакомый.

— У этого твоего знакомого наверняка длинные волосы и тонкая талия. — И он обрисовал руками силуэт женской фигуры.

— Как ты отгадал? — с замирающим сердцем спросил я.

— А я по почерку вижу. Так может писать только женщина.

— Так оно и есть, — перебил я его. — Одна знакомая из города.

— Твоя бабушка?

— Приблизительно так, — полушутя ответил я, чтобы избавиться от дальнейших расспросов.

Этот случай заставил меня написать Анжеле, чтобы впредь она писала мне только до востребования.