Воспитание жизнью

— Софи очень удивилась нашему приходу, а мы растерялись.

— Что она делала?

— Проверяла тетради. Бледная такая…

— Дальше! — требовал я. — Что было дальше?

— Руди Эрмиш спросил: «А где Фред?» Софи ответила, что ты у нее не был. «Тогда он еще в школе», — решил Руди. «Нет, — ответила Софи. — В школе его тоже нет». Тогда Шлавинский поставил бутылки на стол, а Руди предложил подождать тебя. Неожиданно Софи заплакала и сказала, что ты давно не приходишь к ней. Мы не знали, что и подумать, но тут пришел Петер Хоф и рассказал, что видел тебя в лесу.

Дач замолчал.

— А дальше?

— А дальше ничего не было. Софи расплакалась и ничего не хотела говорить. «Спросите его сами!» — твердила она. Петер Хоф и унтер-офицер Виденхёфт остались успокаивать Софи, а мы пошли в казарму. Всю дорогу Руди твердил, что он тебе покажет.

На лестнице послышались шаги. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге показались Руди, Пауль и Шлавинский. Я холодно посмотрел на вошедших. «Главное — спокойствие, Фред! — убеждал я себя. — Главное — не показать, что ты их боишься!»

Ко мне подошел Руди и уже было бросился на меня, но потом неожиданно махнул рукой и бросил:

— Мерзавец!

— И это все? — спросил я.

Руди сделал вид, что не слышал моего вопроса. Взяв из тумбочки ботинки и сапожную щетку, он вышел в коридор.

«Интересно, почему он меня не ударил?» — думал я.

Прошло несколько минут. Все молчали. Даже Дач стал каким-то другим. Он сел на койку и начал что-то делать с подворотничком.

— Что случилось? — спросил я.

Шлавинский прошел мимо моей койки, сделав, как мне показалось, небольшой крюк.

— Почему вы меня обходите? Я ведь не заразный.

Все молчали.

— Вы что, не хотите со мной разговаривать? — Я оглядел товарищей. — Пауль, скажи хоть ты что-нибудь.

Но Пауль уже скрылся за открытой дверкой шкафа.

— Вы решили бойкотировать меня?

И снова никто не проронил ни слова.

— Хорошие же у меня товарищи! — не унимался я.

— Ты негодяй! — не выдержал Руди, вошедший в этот момент в комнату.

Меня бросило в дрожь. «Если они действительно решили выжить меня из своего коллектива, то мои дела плохи».

Я посмотрел на Руди. «Придется апеллировать к нему. Не может быть, чтобы он не заговорил».

Я встал с койки и, повернувшись к Руди, громко спросил:

— И ты считаешь меня негодяем?

Руди молчал.

Тогда я решил прибегнуть к последнему средству:

— Ты мне просто завидуешь. Тогда, на вечере, я ведь увел от тебя Софи. Если бы ты тогда мог…

Руди не дал мне договорить. Он подскочил ко мне и так ударил, что из глаз у меня посыпались искры. Я упал сначала на койку, а потом на пол. Но тут же вскочил и, не обращая внимания на боль, громко рассмеялся. Глаза Руди горели яростью.

Второй удар был сильнее первого. Я пролетел через комнату и, ударившись о дверь, упал на пол.

Закрыл глаза в ожидании следующего удара. Секунда, вторая…

— Руди! Ты же убьешь его! — закричал Дач.

Руди снял со спинки кровати полотенце и подошел ко мне. Лицо его было каким-то серым. Я уже-стоял, прислонившись к двери.

После небольшой паузы тишину первым нарушил Пауль:

— Мы решили, Фред, больше не считать тебя членом коллектива: ты обманул нас. Но чтобы все было ясно, я тебе кое-что скажу. Если ты действительно так плохо думаешь о Руди, то ты заблуждаешься. Я знаю Руди немножко больше тебя, и мне известно, что Софи нравилась ему давно, когда тебя еще не было у нас. К сожалению, они не поняли друг друга, и совсем не потому, что Руди беспомощный или застенчивый. Когда к нам пришел ты, Руди увидел, что ты нравишься Софи, и он просто-напросто не захотел вам мешать. Вот оно как!

Все молчали.

38

У меня родилась дочка. «Анжела и малышка здоровы» — было написано в телеграмме, которую я получил в среду. Мне захотелось на несколько дней съездить домой.

— Что-о-о? — удивился капитан Кернер, сдвигая в сторону все таблицы и вычисления, которые лежали на столе. — Вы стали отцом?

— Так точно, товарищ капитан.

Капитан немного помедлил, а потом сказал:

— Правда, меня это не касается, но вы будто бы дружили с Софи Вайнерт?

— Мы расстались.

Капитан Кернер взял у меня рапорт, в котором я просил его предоставить мне краткосрочный отпуск, прочитал его и, тут же подписав, сказал:

— Ну, от души вас поздравляю!

В тот же день после обеда я выехал домой.

Роды у Анжелы были трудные. Я увидел ее двое суток спустя: она еще больше побледнела и осунулась. Увидев меня, заулыбалась.

— Здравствуй, Анжела!

— Здравствуй, Фреди.

Сунув букетик цветов в вазу, которую мне любезно подала сестра, я пододвинул стул поближе к кровати и сел, не зная, с чего начать разговор.

Немного помолчав, Анжела робко спросила:

— Ты рад, Фреди?

— Конечно.

— Она такая хорошенькая.

— Да?

— Восемь фунтов! Представь себе, восемь фунтов! А ведь я такая хрупкая!

Я не знал, хорошо это или плохо, и потому на всякий случай сказал:

— Здорово!..

Через полчаса я увидел дочку: ее показала мне через стеклянную дверь сестра. Ничего красивого в ней я не нашел: толстая, вся в складках. Запомнились только густые черные волосики, как у Анжелы.

— У новорожденных редко бывают такие темные волосики, — сказала мне сестра.