Воспитание жизнью

При таком отношении Штриглера к служебным обязанностям случай с дорожными указателями был как раз кстати. Указателями служили камни, разграничивающие танковую проезжую полосу, которая вела от казармы в район учений.

— Раньше я никогда не обращал внимания на дорожные разграничительные полосы, — неоднократно рассказывал впоследствии Штриглер, каждый раз корча при этом насмешливые гримасы, — хотя мы почти ежедневно выезжали в поле. За три дня до проверки я вдруг заметил, что камни, которыми обозначена разграничительная линия, выкрашены в ослепительно белый цвет. «Ну что ж, — подумал я, — неплохо придумано для безопасности движения: ни один танк не собьется с пути». К моему великому удивлению, после возвращения в расположение части вызывает меня к себе офицер из штаба полка и сует мне в руки канистру с красной краской и тонкую кисточку. Краска, собственно, была не красная, а скорее розоватая: видимо, ее слишком жидко развели. «На каждый камень, — заявил мне офицер с таким видом, будто ставил передо мной задание, от выполнения которого зависело дальнейшее существование всей нашей армии, — на расстоянии ладони от верха должна быть нанесена опоясывающая сантиметровая полоса». Сказав это, он с беспокойством взглянул на небо. «Надеюсь, дождя сегодня не будет, — добавил он, — краска неводоустойчивая и может продержаться не более трех дней. А за это время, бог даст, проверка и закончится…»

Еще ни разу путь к району учений не казался мне таким долгим и длинным, как в последующие два дня, когда я от зари до сумерек вынужден был рисовать на камнях полоски.

«Зачем, — мысленно спрашивал я себя, с ожесточением обмакивая тонкую кисточку в розоватую жидкость, — зачем, черт побери, этим камням понадобились розовые жабо, которые к тому же легко смываются дождем? Какая польза от этой работы? Разве для этого я получал аттестат зрелости? Интересно, как чувствует себя на подобной работенке Гертлет из второй роты, ведь у него в кармане диплом химика. Или Клингер из третьей роты, дипломированный архитектор? До армии они занимали ответственные посты, а здесь вот уже два дня подряд рисуют жабо на каждом камне, через каждые десять метров…

Да здравствует, — мысленно воскликнул я, повернувшись к лесу, — научно-техническая революция! Да здравствует повышение производительности труда! Размахивайте как следует кисточками, физики, химики, учителя, доценты! Математики, кибернетики, техники! Специалисты-высокочастотники, прогнозисты, агрономы, верхолазы, пищевики, нефтяники! Все абитуриенты! Вы — будущее республики! А у республики вас сотни тысяч. Поэтому не отворачивайте свой нос от разрисовки камней! Работайте с радостным лицом! Пошевеливайтесь! За работу, за работу! Только тут вырабатывается настоящий характер! Понятно?

Нет, — думал я, — нехорошую работу мне дали: больше двухсот камней, по одному на каждые десять метров, точно выстроившиеся в ряд девицы-пансионерки с розовыми ленточками на шее. А ведь каждая работа должна иметь смысл».

Вечером накануне прибытия инспекторов пошел дождь. Камни стали похожи на брынзу, вымазанную малиновым киселем. На следующее утро офицеры-инспекторы, втянув голову в плечи и укрывшись плащ-палатками, промчались на газике в район учений. Они не смотрели ни направо, ни налево, они вообще не интересовались подобной ерундой. Их интересовало только то, как мы стреляем из наших танков. Этим они интересовались досконально. А наша рота стреляла так, словно где-то что-то рушилось…

«Однако можно ли оправдывать мое злорадство, — думал я, — поводом для которого послужил этот случай и многие другие до и после него? Какое бы задание мне ни дали, разыгрывать из себя мученика я не имею права. Каким бы трудным оно ни было, личную ответственность за его выполнение с меня никто не снимет».

18

Личная ответственность — эта тема была для рядового Штриглера любимым объектом для размышлений. О ней он думал и теперь, когда хоть и по пустячному поводу, но все же поддержал своего унтер-офицера.

Штриглер, каким бы нестойким он ни казался, был человеком тонким. Он часто задумывался над всем, что происходило вокруг. Естественно, он мог ошибаться, но потом сам же страдал от своей ошибки или слабости.

Личная ответственность… Как торжественно звучат эти слова! Над этим следовало бы хорошенько подумать.

Штриглер упустил свой шанс в тот день, когда в их комнате стало известно об отстранении ефрейтора Бергемана от обязанностей командира танка.

«Наверное, его это здорово задело», — подумал про себя Штриглер.

До сих пор он не испытывал особой симпатии к ефрейтору, а себя считал обойденным. Бергеман не закончил средней школы, но, несмотря на это, всегда лез вперед: красноречивый, самоуверенный, веселый, предупредительный и в то же время зубастый. Штриглер постоянно чувствовал, что ему никак не угнаться за Бергеманом.

«Ну вот, теперь и его как следует стукнули. Так ему и надо, этому выскочке! И вечно он бахвалится: «Мой танк, мой наводчик, мои успехи с моими ребятами…»