Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

Две роты из резерва Общественной безопасности, сотня монахов во главе с Русом, расположились дугой по периметру аэродрома. Шесть крупнокалиберных пулемётов стояли со стороны здания аэродрома, нацелившись на длинную пустоту посадочной полосы. С ним был Мин и два офицера из отдела генерала Чана. На остальных взлётных полосах стояли бронетранспортёры, исключая возможность приземления самолётов на других полосах. Сам аэропорт был объявлен закрытым для приёма других самолётов в связи с террористической угрозой.

Борт из Пекина круто и рискованно зашёл сбоку на полосу и после короткой тормозной пробежки резко затормозил. К самолёту вместо трапа быстро на большой скорости понёсся бронетранспортёр с офицерами Общественной Безопасности. Открылась дверь самолёта, высунулся офицер роты спецназа, стал махать рукой, показывая, чтобы подогнали трап. Но офицер генерала Чана гортанным голосом в громкоговоритель потребовал документы на прилёт в Кантон. Из самолёта офицер высунул автомат и навёл на бронетранспортёр.

— Мы прилетели по приказу генерала Чу и премьер министра Хуа Гофэна!

— Документы на разрешение!

Упорствовал офицер генерала Чана.

— Мы вам не подчиняемся!

И спецназовец выпустил короткую очередь по бетону аэродрома. В следующую секунду он схватился за грудь и выпал из борта на посадочную полосу. Следующая пуля коротким скрежетом прошила фюзеляж самолёта.

— Вы преступили власть. Улетайте обратно, мы не позволим, не дадим вам высадиться здесь.

Продолжал вещать из бэтээра офицер.

Из дверей показался белый флажок.

— Надо переговорить!

— Поздно, никаких переговоров. Никаких переговоров!

— Это бунт против власти!

— Ещё минута и мы взорвём самолёт.

— Вас привлекут к суду!

— Время пошло. Пять секунд уже прошло!

Спецназовец весь показался в проёме двери с автоматом, нацеленным на бронетранспортёр, но буквально в эту же секунду, упал, сражённый выстрелом из снайперской винтовки.

— Не пробуйте сопротивляться — уничтожим всех.

На самолёте снова взревели ещё не выключенные моторы, и он пошёл на разворот и разбег по бетонной полосе.

Глава восемнадцатая АХ, мадам, мадам столько лет я вам не дам

— А-аа-аа-аа!!! Аа-аа-аа!!!

Мадам Мао уже минуту кричала и вопила от вздувшейся в её голове вселенской злобы. Воздуха в груди не хватало для крика, но она всё продолжала выть и выть. Сердце коченело и останавливалось, но она продолжала дёргаться и ногтями тянуть скатерть со стола и переворачивать стулья в своей комнате.

Министр-советник всё понимал: и её чувства, и её ужас, и её пусть пока ещё не видимое, но постепенное падение авторитета. Не политического, не общественного, но… Он смотрел молча и злорадно на её бешенную истерику, и внутренне наслаждался историческим видением унижения великой женщины. Он ещё не знал, выгодно ли ему лично её громкое падение, но присутствие при ликвидации противника-конкурента, коллеги и товарища, это был его конёк, как и её, впрочем, тоже. Он молодец: он работал на всех и со всеми, и не искал врагов. Он не изменил себе — и это главное. Политическая раскладка в стране становилась ясной. Председатель не просто ослабел, но очень стал слаб. Всем было ясно: дай бог ему месяц, два протянуть. Эпоха одного готовилась меняться эпохой для других. Не для него, министра-советника, конечно, но исторический интерес и интрига, оставались. Он с внешним сочувствием смотрел на Мадам и приятельски покачивал ей головою.

Супруга Мао с распущенными волосами и широко раскрытыми глазами, уселась в кресло и тупо уставилась на советника. Она была ужасно страшна и страшно безобразна.

Ах, мадам, мадам, где ваша былая внешность?

Но, брошенная в историческую бездну бытия, мадам ещё не сдавалась. И она орала, одновременно обращаясь и к небу, и к скромно сидящему в углу, советнику.

— Почему? Почему ничего не получается? Почему никто не подчиняется? Председатель ещё жив, но всё уже рушится. Кто мой враг, противник?

— Наверное, никто мадам. Это само время. Жестокое время нашего времени. В своё время оно меня не пощадило, сейчас вас. А время в её интерпретации — это государство, народ, правительство, отдельные группы и лица.

— Ужас какой-то. Я не верю в эту философскую чушь.

— Когда-то и я не верил. Но жизнь очень похожа на плохую, жестокую сказку.

— Вот это правильно. А кто в нашей сказке плохой, жестокий враг?

— Мы вдвоём начинаем бредить.

— В бреду часто бывают проявления просветления и искорки великой истины.

— Это у монахов. Они нажуются, как черви, каких-то там диких трав и просветляются. Мы должны быть и оставаться более трезвыми и практичными.

— Так почему я проиграла? Я была трезвой и практичной. Почему самолёт с ротой спецназа вернулся, не выполнив задания? Почему? Почему двое офицеров убиты и никто, ничего ни с кого не спрашивает.

— Монахи. Это всё обкуренные бредовые монахи. Они разоружили охрану аэродрома, окружили посадочную полосу, дали несколько очередей по самолёту. Пришлось улететь.

— Вот это и есть сказка. Чушь. Бойцы спецназа бабы. Они же обучены воевать в критических ситуациях. Чего они стоят?