Воспитанница любви

– Бурковский требует долг.

– Какой долг? – У Веры вновь упало сердце. Сюрпризы сего дня явно еще не иссякли.

– Ну, я тебе говорил, что мы жили на его деньги и деньги Натали. Теперь Бурковский требует от меня долг. А я не думал, что он спросит, мы ведь товарищи.

– Сколько? – холодея, спросила Вера.

– Двести рублей, – еле выдавил из себя Сашка.

– Двести рублей?! – возопила несчастная девушка. – Да на что же вы такие деньги потратили? Играли в карты?

– Нет. Не знаю, – пробормотал Сашка растерянно.

– Где же мы возьмем такие деньги, Саша? Мне и за номер нечем платить, и обеда нам больше не дадут… Что же делать? – заметалась Вера в поисках решения.

Сашка виновато молчал.

– Вольно же тебе было бежать из дома, – посетовала девушка с горечью.

Тяжко вздыхая, она достала из подобия тайника, устроенного в нише, изящную коробочку с прошкинскими сережками, которые намеревалась когда-нибудь вернуть. Открыла ее и чуть не заплакала от красоты. Ни разу не довелось Вере носить подобную роскошь.

– Кто это? – вывел ее из задумчивости Сашкин вопрос.

Братец держал в руках портрет Вольского и внимательно рассматривал. Вера схватила портрет и молча убрала его на место. Сашка покорно вздохнул и снова приуныл.

– Узнай у Бурковского, как это можно продать, – попросила Вера.

– Жалко? – сочувственно спросил братец, покосившись на коробочку. – Это он подарил? – Он кивком указал на портрет.

Вера тряхнула головой:

– Нет. Так узнай непременно.

На другой день явился Бурковский собственной персоной, приведя с собой оценщика из ювелирной лавки. Так по крайней мере он представил этого делового господина с кожаным саквояжем. Тот достал стеклышко и долго со значением рассматривал бриллианты. Прошло, пожалуй, не менее четверти часа, прежде чем прозвучало в напряженной тишине:

– Триста рубликов-с!

Вера с облегчением вздохнула. Достанет отдать долг, оплатить номер за месяц вперед и весь этот месяц недурно столоваться. А там – Бог дает день, даст и пищу, как говаривала когда-то горничная Дуняша. Кажется, все остались довольны. Деловитый господин, получив драгоценности, выдал деньги. Он аккуратно спрятал коробочку в платок, затем в карман и поспешно удалился, едва кивнув на прощание. Бурковский нагло отсчитал двести рублей и убрал их за пазуху.

– Квиты, – подмигнул он Сашке. После подошел к Вере: – Позвольте ручку. Давно не имел счастья видеть вас. Как сбежали от меня опрометью, ваши меха к хозяину пришлось снести.

Вера спрятала руки за спину и неохотно произнесла:

– Благодарю вас за помощь. Теперь позвольте нам остаться с братом наедине.

– Не смею мешать! – Бурковский перевел насмешливый взгляд на смущенного Сашку: – О тебе Натали справлялась, скучает.

Сашка заалелся и вжал голову в плечи. Он не знал, куда деться от стыда. Вера в негодовании послала Бурковскому уничтожающий взгляд и отошла к окну, давая понять, что аудиенция окончена. Театрал поклонился, ухмыляясь, и наконец вышел. Вера не оборачивалась, будто видела что-то интересное в заваленном дровами и снегом дворе, при этом теребила линялую занавеску.

– Ну прости меня, Вера! – услышала она за спиной жалобный голос Сашки. – Не молчи. Я умру, если ты меня не простишь!

– Бог с тобой, – совсем по-взрослому произнесла Вера и устало опустилась на стул.

Ей казалось, что тяжкий груз лет и забот лег на ее плечи.

Сашка придвинул ей под ноги скамеечку, сам же устроился у колен Веры и ласковым котенком потерся о них. Сестрица задумчиво гладила его по волосам, потом вдруг спросила, грустно улыбаясь:

– А помнишь, Саша, ты обещал подрасти и жениться на мне? Не раздумал ли?

Юнец опустил глаза и горестно произнес:

– Я не стою тебя, Вера. Ты – ангел, а я… Да и университета мне не видать как своих ушей… Одна дорога – в актеры. Антип Игнатьевич давно звал.

Улыбка исчезла с Вериных губ.

– Опять про свое! Вольно же тебе меня мучить!

Сашка прижался губами к ее ручке:

– Все, все, Вера, молчу. Только ведь надо как-то жить. Я кругом виноват перед тобой!

Девушка попросила братца спуститься вниз и расплатиться с хозяином. Сашка отправился по поручению, вскоре вернулся, взволнованный и возмущенный.

– Воля твоя, Вера, но он негодяй! Вздумал меня расспрашивать, действительно ли мы с тобой брат и сестра. – И он передразнил: – «Один номер занимаете-с, прилично ли-с?» Так хотелось завесить ему хорошего тумака!

Вера смиренно ответила:

– Впору привыкать к такому обращению, Саша. Мы с тобой беглецы, бесправные, заблудшие…

Великий пост Вера провела в задумчивости и печали, как и положено. Она почти нигде не бывала, ни с кем не виделась. Разве что в церковь ходила, поставила свечки за упокой Евгения и Сергея Васильевича да за здравие Андрея Аркадьевича и Марьи Степановны. Скромная жизнь ее в номерах была однообразна и тиха. Вера с детства была неприхотлива, поэтому ее не смущало отсутствие необходимого и простота кушаний, подаваемых в трактире.