Воспитательные часы

Парень хрипит, удивленный моим неуместным вопросом, кашляет в локоть, хихикает.

— Иногда.

— Ретт? — Я говорю это тихо, меняя тему.

— Да?

— Я знаю, что это не мое дело, тем более что мы только начинаем узнавать друг друга, но ты знаешь… — делаю глубокий вдох. — Ты ведь знаешь, что твои друзья идиоты, да?

Это последнее, что он ожидает от меня услышать.

— Да, я знаю.

— Я повидала в жизни настоящих засранцев, но эти парни получили главный приз. Что за кучка придурков?

— Я мало что могу сделать. Застрял здесь на следующие два года.

— Застрял?

— Да. Пути назад нет.

— Точно — ты перевелся из Луизианы.

— Верно, и мои родители были очень злы из-за этого, так что нет, никакого перевода обратно. — Он ковыряет лист белой тетради на столе.

— И ты живешь с этими парнями? С командой «поесть и смыться»?

— Да, с двумя из них.

Моя улыбка печальна.

— Ты кажешься приличным парнем. Ты не заслуживаешь, чтобы с тобой обращались как с дерьмом.

Он кривится.

— Я знаю. Поверь мне, я знаю.

— Ты можешь рассказать мне обо всех этих издевательствах?

Ретт скрещивает руки на груди, бицепсы напрягаются под рукавами рубашки, ткань натягивается на широкой груди.

Мило.

— Наверное. — Он тяжело вздыхает, но сдается. — Очевидно, что я новичок в команде, верно? Некоторые из них называют меня «Новичком» с первого дня, что сводит меня с ума. Мои соседи по комнате терпеть не могут мою фамилию.

— Которая…

— Рабидо.

— Рабидо, — повторяю я. Ра — би — до.

Ретт Рабидо. Я прокручиваю это имя в голове, романтизируя его.

Реально довольно сексуально.

Так по-французски.

— А как насчет тебя? Как твоя фамилия?

— Бишоп.

— Лорел Бишоп — Это слетает с его языка медленно, тихо, как будто Ретт говорит это себе, а не мне. Я вижу, как это крутится у него в голове, вижу, как он это пробует.

— Oui, — шепчу я.

Его глаза морщатся в уголках, когда я произношу единственное французское слово, которое запомнила за все эти годы, его темно — шоколадная радужка смягчается, когда мы смотрим друг на друга через стол в библиотеке.

Эти проникновенные глаза Ретта находят мой грязный пучок на голове, летят к линии роста волос. Бровям. Губам.

Я улыбаюсь.

Он откашливается.

— Мы можем поговорить об «поел и свалил»? Ты знаешь, что я была там с моим другом Донованом. — Осторожно уклоняюсь, зная, что спрашивать невежливо. — Сколько тебе это стоило?

— Четыреста баксов.

— Что?! — Я вскакиваю со своего места и возмущенно кричу в библиотеке. — Четыреста? Ты издеваешься надо мной? Прости, я не должна ругаться, но ты что, издеваешься надо мной? Это ужасно!

— Тише, Господи, Лорел, успокойся. Сядь обратно. — Он наклоняется, его длинные пальцы дергают меня за подол рубашки, заставляя опуститься на стул. — Я все еще пытаюсь решить, как сказать родителям, прежде чем выписка по кредитной карте сделает это за меня.

Я плюхаюсь обратно, но сочувственно протягиваю руку через стол и сжимаю его предплечье… его теплое, твердое, сильное предплечье. Хотела бы обернуть ладонь вокруг него для лучшей оценки.

— Мне очень жаль. Это отстой.

Ретт отдергивает руку, тащит ее под стол, подальше от меня.

— Почему ты сожалеешь? Ты же не сделала ничего плохого.

— Нет, но я написала тебе после того, как они повесили эти листовки, и это, вероятно, не помогло.

Боже, я такой же придурок, как те идиоты, с которыми он тусуется.

ГЛАВА 9

«Она из тех девушек, которые скучают по своему рту, когда едят хлопья; ты действительно думаешь, что она достаточно устойчива, чтобы трахнуть тебя на высоких каблуках?»

Ретт

Широко раскрытые глаза Лорел — самый странный оттенок синего, который я когда-либо видел вблизи. С темными краями.

Синий с окантовкой, бегущей по гребню на вершине, сходящей на нет в углу. Ее кожа чистая и гладкая, без единого пятнышка.

Рыжая без веснушек, щеки ярко-розовые, губы полные и глянцевые.

Слово «красота» не может описать Лорел Бишоп.

Она вертит в руках блокнот, ковыряет в конце металлической спирали, ее гибкие пальцы теребят её, ярко-синий лак для ногтей блестит.

— Мне очень плохо, — говорит она шепотом. — Я не хотела тебя обидеть.

— Ты не сделала этого. Все нормально.

— Пожалуйста, не делай вид, что все в порядке.

Обдумываю это. Она права; я не должен вести себя так, будто она сделала что-то хорошее, когда это явно не так. Лорел не обидела меня, но я не могу лгать — это было чертовски унизительно.

То, что она сделала, было поверхностным, бездумным и дерьмовым.

— Ладно, достаточно честно. Не буду.

Она авторитетно кивает, пучок хлопает на макушке, массивное гнездо рыжих волос свисает набок. Чертовски очаровательно.

— Хорошо.

Мой рот кривится в усмешке.

— Хорошо.

Голубые глаза Лорел скользят по моему лицу, останавливаются на губах, потом на ямочке на подбородке, прежде чем отвести взгляд. Ее щеки превращаются нежный оттенок розового.

Что это значит?