213
«Пан Монек был воспитателем на Вольской, но, собственно говоря, он должен был бы стать надзирателем тюрьмы. <…> Дети его ужасно боялись, потому что он их страшно бил и пытал», – записал Арье Бухнер, бурсист Дома сирот, работавший в «Розочке» с мальчиками Главного дома-убежища (записки от 1926 г.).Возможно, Корчак пробовал в отношении Главного дома-убежища, который был поблизости, за Домом сирот, провести какие-то «санационные» действия – в тридцатые годы там работала Дора Браунер [Тереса Осинская], воспитанница и бурсистка Дома сирот.
214
На Сенной, 16, с конца 1940 до осени 1941 г. действовала художественная школа, официально – Курсы прикладной графики и машинно-технического рисунка; в сентябре 1941 г. была устроена выставка работ участников курсов.215
Непорядочная женщина (216
Как работница Дома сирот, она жила с мужем и детьми в так называемой «сторожке» на территории Дома.217
Название для нееврейки (от ивр.218
Клиника имени Карла и Марии, улица Лешно, 136, открытая в 1913 г. под руководством доктора Юзефа Брудзинского. В память оказанной тогда помощи дети Дома сирот делали игрушки для больничной елки.219
В собраниях по вопросам воспитания принимали участие и прачка, и дворник, Петр Залевский (расстрелян в 1944 г.).220
Собственный детский сад «Нашего дома» действовал в 1928–1934 гг., позже был открыт детский сад для детей всего квартала.221
Так и персонал, и дети обращались к Марии Фальской.222
Начало и конец стихотворения Адама Асныка223
В текстеНаедине с Богом. Молитвы тех, кто не молится
ПОВЕРЕННЫЕ
САМОМУ СЕБЕ ШЕПОТОМ
ТАЙНЫ ДУШИ
Я СВЯЗАЛ СКРЕПОЙ МОЛИТВЫ.
Я ЗНАЮ, ЧТО КАЖДОЕ СОЗДАНИЕ
ДОЛЖНО СВЯЗАТЬ ОГРОМНЫЙ МИР
С СОБОЙ ЧЕРЕЗ БОГА
И С БОГОМ – ЧЕРЕЗ СЕБЯ.
ЗНАЮ, УВЕРЕН – И ПОМОГИ МНЕ В ЭТОМ, БОЖЕ!
Молитва матери
Склонившись над тобой, дитятко мое дорогое: почему ты так дорога мне, моя капелька? Я знаю, ты похож на многих, но я верую-верую-верую, что вслепую, среди тысяч, узнаю тебя по голосу; не слыша – узнаю ротик твой, сосущий грудь мою; ты – мой единственный на свете. Я понимаю тебя без слов; из глубочайшего сна ты пробудишь меня – взглядом, просьбой.
Деточка моя, искренняя и единственная правда жизни, ты для меня умиленная память, нежная тоска, надежда и утешение.
Дитятко мое, будь счастливым.
Боже, прости мне, что не с Тобой разговариваю, а если молюсь – то в страхе, что Ты от ревности и зависти можешь его обидеть. Даже Тебе, Господи, боюсь доверять: ибо Ты отбираешь детей у матерей, ибо Ты отбираешь матерей у детей. Скажи, зачем Ты так делаешь? Господи, это не упрек, я только спросить хочу.
Прости мне, Боже, что я люблю его больше, чем Тебя. Потому что это я призвала его в жизнь, но ведь и Ты тоже, Господи: мы несем общую ответственность, мы оба виноваты, что вот он живет – и уже страдает. Мы должны быть начеку.
Дитятко страдает – плачет.
Без памяти любя этого малыша, может быть, в нем я люблю Тебя, Боже, потому что Ты есть-есть-есть в этом Малейшем – Величайшая Тайна, Боже.
Не верю я в грех, потому что тогда и любовь моя была бы грешной, а разве любовь матери к дитяти может быть грехом?
Не трогают меня страдания, которых – знаю – много на свете, не трогают меня слезы, которых – знаю – много на свете. Не могу – кому мне лгать? Только твои слезы, дитятко, только твои улыбки, тревога ты моя сердечная.
Дитятко – сладостные мои оковы из жасмина и звезд, дитятко – цветок прощения, сон мой радостный об искуплении, вера моя солнечная, надежда кроткая, облако розовое, песня жаворонка.
Дай ему, Господи, счастья, чтобы не пожалел он, что мы ему жизнь дали. Я не знаю, в чем счастье, но Ты знаешь, ТЫ же обязан знать. Так дай же!
Склонившись над тобой, дитятко мое дорогое: смотри, так истово я ищу, так горячо прошу, – ты понимаешь? поймешь ли? – скажи. Скажи легким трепетанием век, движением крохотной ручки, скажи знаком, который никто не поймет, только мы двое: Бог и я, твоя мать.
Скажи, что не будешь гневаться на жизнь и на меня, скажи, моя деточка, молитва моя сердечная.
Молитва мальчика