Воспламенение

— Нет, никаких, — говорю я. — Неприятности у меня будут, когда моя подготовительная команда увидит, насколько я позволила снова зарасти бровям.

Мама смеется, а я думаю, что с тех пор, как я взяла на себя заботу о нашей семье в одиннадцать лет, ничего не изменилось, и я всегда буду защищать ее.

— Набрать тебе ванну? — спрашивает она.

— Конечно! — говорю я, наблюдая, как рада она моему ответу.

С тех пор, как я вернулась домой, я изо всех сил старалась исправить свои отношения с матерью. Просила ее делать такие вещи, которые я не позволяла ей на протяжении многих лет, вместо того, чтобы отказываться от любой ее помощи, как я дела раньше из-за злости на нее. Отдала в ее распоряжение все деньги, доставшиеся мне от победы. Вернувшись, я была рада ее объятиям, а вовсе не терпела их, как раньше. За время, проведенное на арене, я поняла, что мне следует прекратить наказывать ее за то, что она не помогала нам, впав в тяжелую депрессию, после смерти отца. Такие вещи иногда случаются с людьми, а у них нет возможности бороться с ними.

Как и в моем случае. Прямо сейчас.

Кроме того, была одна очень хорошая вещь, которую она сделала для меня, когда я вернулась в дистрикт. После того, как наши семьи и друзья поприветствовали меня и Пита, репортерам было позволено задать нам несколько вопросов. Кто-то спросил мою мать, что она думает о моем новом парне. Она ответила, что Пит — идеальный молодой человек, но мне еще рано встречаться с любым. Было много смеха и комментариев вроде «Кое-кто влип» от прессы, и Пит отпустил мою руку и отошел от меня подальше. Это продолжилось недолго: на нас слишком давили, чтобы мы могли позволить себе так себя вести, но это дало нам оправдание и сделало нас несколько более защищенными, чем в Капитолии. И, возможно, это может помочь объяснить, почему я так редко была в компании Пита с тех пор, как уехали камеры.

Я поднимаюсь наверх, где ждет меня горячая ванна. Мама добавила маленький мешочек сухих цветов, и в воздухе пахнет духами. Никто из нас не привык к роскоши, включающей в себя кран с неограниченной поставкой горячей воды, бегущей рядом с пальцами ног. В нашем доме в Шлаке вода была только холодной, а чтобы принять ванну, ее приходилось кипятить на огне. Я раздеваюсь и опускаюсь в мягкую воду — мама добавила какого-то масла — и стараюсь вернуть контроль над вещами.

Первый вопрос — кому рассказать обо всем? Не маме и не Прим. Совершенно точно. Им только станет плохо от беспокойства. Не Гейлу. Даже если бы я смогла с ним поговорить. В любом случае, что бы он сделал с информацией? Если бы он был один, я бы смогла попытаться убедить его сбежать. Он легко бы смог выжить в лесу. Но он не один и никогда не оставит свою семью. А я… Когда я вернусь, мне придется рассказать ему, почему наши воскресенья теперь в прошлом, но сейчас я не могу даже думать об этом. Только о своем следующем шаге. Кроме того, Гейл и так уже настолько зол на Капитолий, что мне иногда кажется, что он готов устроить свое собственное восстание. Последнее, что ему сейчас нужно, это стимул. Нет, никому из тех, кого я оставляю в Дистрикте-12, я это рассказать не могу.

Есть всего три человека, которым я могу это доверить, начиная с Цинны, моего стилиста. Но из-за моего положения Цинна уже и так может находиться в опасности, и я вовсе не хочу втянуть его в еще большие неприятности из-за тесной связи со мной. Есть еще Пит — мой партнер в этом обмане, но как я начну разговор? «Эй, Пит, помнишь, как я сказала тебе, что вся моя любовь к тебе была лишь фальшивкой? О, отлично! Мне действительно очень надо, чтобы ты забыл об этом и вел себя, как будто безумно влюблен в меня, иначе президент убьет Гейла». Я не могу так поступить. Кроме того, Пит исполнит свою роль великолепно, независимо от того, знает он, что на кону или нет. Остается Хеймитч. Пьяный, эксцентричный, вечно всем недовольный Хеймитч, на которого я только что вылила тазик ледяной воды. Когда он был моим ментором, его обязанностью было поддерживать меня. Остается одна надежда на то, что это все еще его работа.