Воспламеняющая

Гроза случилась девятнадцатого августа, почти через пять месяцев после того, как Энди и Чарли схватили у коттеджа Грантера в Вермонте. Ей предшествовали десять дней жары, без единого дуновения ветерка. В тот августовский день грозовые облака начали собираться после полудня, но никто из работавших на территории с двумя красивыми, построенными еще до Гражданской войны особняками, разделенными широкой лужайкой и ухоженными клумбами, не верил, что будет дождь. Ни садовники, разъезжавшие верхом на мотоблоках; ни женщина, ответственная за компьютерные секции от А до Е (еще она варила кофе в компьютерном зале), которая взяла одну из лошадей на час, отведенный на ланч, и легким галопом скакала по дорожкам для верховой езды, проложенным по зеленым холмам; ни, конечно же, Кэп, который ел «богатырский сэндвич» в кондиционированной прохладе своего кабинета, не прекращая работу над бюджетом следующего года и не замечая жару и влажность за окнами.

Возможно, в тот день в штаб-квартире Конторы в Лонгмонте единственным, кто думал, что дождь все-таки пойдет, был человек, в фамилии которого этот дождь присутствовал. Здоровяк индеец прибыл в половине первого, за полчаса до начала смены. Кости и рваная дыра на месте левого глаза ныли, предсказывая перемену погоды.

Он приехал на очень старом, ржавом «тандерберде» с парковочной наклейкой «D» на лобовом стекле, в белой униформе уборщика. Прежде чем вылезти из автомобиля, прикрыл дыру на месте левого глаза расшитой повязкой. Он носил ее только на работе – ради девочки. Повязка ему мешала. И напоминала о потерянном глазе.

На территории штаб-квартиры Конторы находились четыре автостоянки. На лобовом стекле личного автомобиля Рейнберда, новенького желтого «кадиллака», работавшего на дизельном топливе, красовалась наклейка с буквой «А». Эта стоянка предназначалась для VIP-персон и располагалась под южным особняком. Система тоннелей и лифтов связывала стоянку «А» с компьютерным залом, операционными центрами, обширной библиотекой Конторы, читальным залом и, разумеется, с гостевыми апартаментами: так неопределенно назывался комплекс лабораторий и жилых помещений, в которых содержались Чарли Макги и ее отец.

Стоянка «B» служила для руководителей среднего звена и находилась в некотором отдалении от особняков. На стоянке «C» парковались секретари, механики, электрики и прочие специалисты: от особняков ее отделяло еще большее расстояние. На стоянке «D» оставляли автомобили неквалифицированные рабочие. Рейнберд называл их копьеносцами. До ближайшего особняка от этой стоянки приходилось топать полмили, и ее постоянно заполняла печальная пестрая коллекция детройтских железяк, которые мало отличались от участников гонок на выживание, еженедельно проводившихся на ближайшем автодроме в Джексон-Плейнс.

Бюрократическая вертикаль парковки

, подумал Рейнберд, запирая свою развалюху, потом закинул голову и поглядел на облака. Гроза надвигалась. Часам к четырем доберется сюда.

Рейнберд направился к небольшому металлическому ангару, скрытому в роще сосен Ламберта, где отмечали время прибытия наемные работники низших разрядов, пятого и шестого. Белая униформа хлопала при ходьбе. Мимо проехал садовник на одном из десятка мотоблоков, принадлежавших отделу по благоустройству территории. Яркий солнцезащитный навес трепыхался над сиденьем. Садовник не обратил на Рейнберда никакого внимания: здесь действовала та же иерархическая вертикаль. Если ты принадлежал к четвертому разряду, пятый становился для тебя невидимым. Даже изуродованное лицо Рейнберда вызывало минимум комментариев: как и любое другое государственное ведомство, Контора нанимала достаточно ветеранов, чтобы не выглядеть белой вороной. Правительство США и без «Макс Фактора» знало, как сделать себе хороший макияж. И само собой, ветеран с бросавшейся в глаза инвалидностью – протезом руки, моторизованной инвалидной коляской, изуродованным лицом – стоил трех ветеранов, выглядевших «нормально». Рейнберд знал людей, у которых Вьетнам оставил на душе не меньше шрамов, чем на его лице; людей, которые с радостью согласились бы пойти продавцами в какой-нибудь магазин. Но не годились по внешним данным. Рейнберд им не сочувствовал. Его это скорее забавляло.

Не узнавали его и те люди, с которыми он работал, будучи агентом и наемным убийцей Конторы: Рейнберд мог в этом поклясться. Семнадцатью неделями раньше он был для них лишь силуэтом за тонированным ветровым стеклом желтого «кадиллака», как и любой другой человек, пользовавшийся автостоянкой «А».

– Может, ты немного перегибаешь палку? – как-то спросил Кэп. – Девочка не общается ни с садовниками, ни со стенографистками. Видит только тебя.

Рейнберд покачал головой.