Воспоминание о будущем

В этом месте, кстати, появляется масса поводов для различных конспирологических теорий. Я принципиальный противник конспирологии, так что обсуждать их не буду, тем более что есть и сугубо объективные объяснения соответствующих процессов. Единство интересов и инструментов неминуемо ведет к тому, что многие формально независимые процессы протекают очень похоже, а близкое родство аристократических элит дает возможность согласования планов и действий. Конкуренция при этом никуда не девается, но конкуренция бывает системная (когда речь идет о разных моделях развития) и внутренняя, когда единство целей не оспаривается и речь идет только о месте конкретных фигур в процессе их достижения. Впрочем, тут я опять с чистой совестью передаю бразды историкам и элитологам.

Даже если предположить, что на севере Европы была во времена феодализма стационарная экономическая система, после Великой чумы и начала «малого ледникового периода» ситуация изменилась. И уж коли машинка НТП была запущена и еще ускорена кредитом, возникает вопрос, а возможно ли сочетание старой и новой систем? Ведь в конце концов, в античном Риме вполне сочеталась городская цивилизация и сельская, построенная на совсем других принципах? Выше я уже сослался на Олега Григорьева, который в своей книге очень подробно ответил на этот вопрос, однако некоторые моменты стоит рассмотреть подробнее.

Делать это имеет смысл именно с точки зрения того феодала, который берет процесс экономической трансформации своего феода в собственные руки. Я ни в коем случае не настаиваю, что так делали все или хотя бы большинство, но приведенный выше аргумент, связанный с составом элит, показывает, что так делали очень многие. И для них одним из самых главных вопросов, стоявших на повестке дня, был вопрос о том, куда девать тот избыток продукции, который образуется от внедрения новых способов хозяйствования (например, кредитования собственных крестьян в рамках внедрения среди них процессов углубления разделения труда).

Разумеется, продавать имеет смысл там, где могут что-то заплатить, т. е. в местах богатых и успешных. Но как раз такие места умеют свою безопасность защищать. Значит, удар нужно наносить по местам слабым. То есть наш феодал начинает пытаться продать свою продукцию соседям или их крестьянам. За деньги или натуральную продукцию, которую он может еще где-то продать, но главное – за более низкую цену, чем производит ее местный мастер.

В результате происходят сразу два принципиальных процесса: во-первых, наш феодал расширяет границы своего воспроизводственного контура, а во-вторых, возникают люди, для которых больше нет места в рамках местного производства. Эти люди готовы работать за самую низкую зарплату (как я уже отмечал, альтернатива для них – судьба огороженных крестьян в Англии или индийских ткачей, почти неизбежная смерть), т. е. возникает тот самый ресурс рабочей силы, которого при феодализме быть просто не могло (у каждого было свое место!) и который позволяет создавать конкуренцию на этом рынке.

При этом разница для Англии и Индии все-таки была: в Англии эти люди могли хотя бы попытаться найти себе место работы на возникающих промышленных предприятиях. Пусть и за еду. А вот в Индии английское законодательство запрещало развитие промышленности – так что эти люди были обречены.

Для того чтобы пояснить важность последнего обстоятельства, представим себе, что у нас есть какой-то город, в котором есть цех, производящий, например, посуду. Каждый мастер или его команда, состоящая из учеников и подмастерьев, которые к самостоятельной работе не допущены, осуществляет весь процесс от начала до конца (если посуда металлическая, то от выплавки металла до штамповки и гравировки, если стеклянная, то от выплавки стекла до художественного дутья), но в городе появляется какой-то диктатор, который силой сгоняет мастеров в мануфактуру.

Кто-то начинает делать только одну операцию, кто-то – другую, производительность труда растет, но все мастера знают, сколько должна стоить готовая вещь, и требуют себе единую зарплату, которая определяется объемом выпуска. С ними сложно… Но если в городе появляются голодные мастера из соседних деревень (которых разорила более дешевая посуда, выпускаемая мануфактурой), то их можно нанимать на работу по заранее договоренной плате, которая меньше, чем та, которую требовали себе старые мастера. А старых, соответственно, можно увольнять… И пусть делают, что хотят…

Именно эта конкуренция является важнейшим фактором, без которого сложно запустить реальный капитализм с углублением разделения труда. Вспомним, что в случае нашего феодала он не пытался (на первом этапе) влезать в систему отношений внутри своих деревень, поскольку это могло ему дорого обойтись. А вот в городе, где происходит естественная концентрация голодных и бесправных, ситуация иная.