Но старость бывает и иной. Той, что в тот самый момент, когда жизнь ваша только-только пошла на подъём, обмазывает ваши крылья клеем. Я знаком с этим давно. Им она покрывала меня постепенно, слой за слоем. Первый слой лег на меня по смерти отца, я перестал беззаботно смеяться, лишился глубокого сна. Мать, оставив меня сиротой, наклеила на меня ещё с десяток лет. Но старым по-настоящему я проснулся утром 2-го ноября. Стукнуло мне в тот день тридцать и, в качестве подарка к моей годовщине, небо водрузило на моем пути Фернана.
Поди узнай, почему это смена счёта в десятках лет с двойки на тройку произвела на меня впечатление свалившейся на мой хребет поленицы дров.
«Двадцать лет не длятся вечно…» — так в песенке поется? А идут они так долго, что привыкаешь к ним, к этим годам триумфа дерзости и нахальства. Однако, приходит время смены счета годам, и что бы там ни говорили, как бы не бахвалились, но склоняется всё ж таки голова перед той самой юностью, что уходит павлином, в последний раз распустившим свой хвост, и уносит с собой, навсегда, феерическое волшебство своих красок. Удивительно, но наступившее позже сорокалетие принять оказалось легче, и я даже освободился от той самой поленицы дров…
Всё вокруг в то 2-е ноября 1986 казалось каким-то сморщенным, съёжившимся. В комнату мою и в меня самого просочилась поблекшими солнечными лучами осень. Начала с моего отражения в зеркале, затем принялась и за слетевшую через открытое окно с плачущих деревьев листву, устилавшую пол до самой постели.
По правде сказать, помят я был из-за того, что подружке моей не хватило деликатности быть в такой важный для меня момент рядом со мной. Знала она преотлично, что родился я в ту самую ночь, когда все святые удаляются, оставляя авансцену мертвым, могилки которых близкие их ранним утром украшают цветами, а взамен уважаемые усопшие одаривают послушных малышей сицилийского происхождения подарками.
Милое предание, бережно передаваемый из поколения в поколение красивый ритуал, пусть немного и смешная, но всё же память по усопшим.
Конечно же, надеялся и я, что кто-то из пращуров одарит и меня, приведя ко мне мою возлюбленную. Дабы не заставить до утра лежать на половичке возле входной двери, прождал я её всю ночь, не смыкая глаз… и напрасно — вся жизнь моя пошла насмарку, в довершение тому брюки оказались мятыми и не грелся утюг.
Вот и пошел я по зову не устоявшейся привычки через парк, который терпеть не могу! В сорочке цвета морской воды с накрахмаленным воротником, под костюмом-тройкой в серую полоску, задыхался я тем утром как никогда. Наметившаяся полнота несколько раздвигала прутья грудной клетки, но не настолько, чтобы из неё можно было ускользнуть. Весь я потускнел, едва осмеливался дышать. В
Но я, все ж таки, был шефом отдела. Да, меня обзывали
Ну да, я отвечал за продажу женского белья, что ж в том такого? Повода для иронии не вижу. У меня острый и неусыпный глаз, за что мне и платили. У клиенток с пустым кошельком, уверяю вас, свои уловки по дармовому обновлению исподнего, только со мной фокусы их не проходили. Именно верному своему нюху обязан я и встрече со звездой жизни моей. Но об этом расскажу я вам как-нибудь позже. Не сегодня.
Хоть бы одной из девиц нашего отдела взять да и улыбнуться мне в намек на годовщину! Так, нет же, ничуть не бывало. Одни заняты укладкой — по типу материала, размеру и расцветке — чулочных поясов, лифчиков, комбинаций, трусиков и по моделям — мини, миди, макси. Другие ждут, пока клиентки в кабинках с недоумением пытаются втиснуть свои округлости в 85В перед тем, как смириться с необходимостью в 9 °C. От шелка к нейлону, от полиамида к хлопку, от вискозы к эластану, так и дурачились продавщицы мои, ни малейшего внимания не обращая на мою персону. Это их работа, скажете вы. Ну, да, конечно, само собой разумеется.