Воспоминание об Алмазных горах

— Давно с ним не виделись. Он мне вроде близкого друга…

И трудно было догадаться, какой смысл вкладывает он в эти слова.

На прыгающих перед колесами автомобиля миражах, растекающихся по степи, покрытой ковылем, они медленно въехали в голубую Орхонскую долину.

Потом увидели водопад: большие и малые горные реки, слившись в один бурный поток, падали с двадцатиметровой высоты базальтовой террасы Орхонской долины. Это было впечатляющее зрелище: огромная масса прозрачной, как хрусталь, воды низвергалась в глубокий базальтовый каньон.

Они стояли на каменной площадке, ловили ртом прохладные брызги. А еще ниже, на самом дне каньона, виднелись высокие лиственницы.

По узкой тропке спустились к нагромождению черных камней. Максаржав отыскал родник. Напились. Вода по вкусу напоминала нарзан.

— Сила-то какая! — воскликнул Хатан Батор, не отрывая глаз от водопада. — Смотришь, и эта сила словно бы в тебя переливается. Мы в последний раз были здесь с моим юным другом — поэтом Нацагдоржем. Он смотрел, смотрел на водопад и произнес, будто угадав мои мысли:

«К сожалению, а может быть к добру, сказки о перерождениях — всего лишь сказки. Ну а если бы можно было перерождаться после смерти, я хотел бы переродиться в этот водопад!»

Помню, я пошутил:

«Целую вечность падать и разбивать водяной лоб о базальтовые камни?..» Просто хотелось знать, как этот юноша вывернется. А он, оставаясь серьезным, сказал:

«Мне нравится, когда природа проявляет себя через свою силу: ураганы, вулканы, водопады. Астрономы говорили мне, будто наша Земля, да и Солнце, все планеты падают куда-то в пустоту. Так что падать можно по-разному. Не падать, а низвергаться, проявляя свою силу», — вот как он выразился. И я с ним согласился. И тоже захотел после смерти перевоплотиться в водопад или в такую реку, как Улан-Гол…

— А где он, ваш друг-поэт, сейчас? — спросил Щетинкин. — Мне говорили, что он был комиссаром Управления внутренних дел, Нацагдорж…

— Он занимал многие посты. Был секретарем Сухэ-Батора, секретарем Военного совета. Учился в Ленинграде, в военно-политической академии. Недавно вместе с женой направлен в Берлин, в институт журналистики. Очень талантливый человек. Он имеет право перевоплотиться в этот водопад… Сейчас ему двадцать лет. Пусть никогда не потухнет его очаг…

— Двадцать лет?.. Я, кажется, припоминаю его. Он был членом Военного совета, носил гимнастерку с петлицами и фуражку со звездою. Узколицый такой, неулыбчивый.

— Я теперь часто думаю: самое великое счастье — быть молодым. Они ведь все молодые: и Сухэ-Батор, и Чойбалсан, и Нацагдорж… В чем их достоинство? Они как-то сразу правильно поняли ход истории. Смысл жизни, по-моему, в том и состоит: правильно понять ход истории и подчинить свою энергию и всего себя этому ходу… А я даже припомнить себя не могу в двадцать лет. Кем я был в ту пору? Никем. Занимался выделкой овчин. А ты?

— Плотничал.

…Когда машина поднялась на сопку, они увидели город! Необычайный город, обнесенный высокой черной стеной.

— Монастырь Эрдэни-дзу! — сказал Максаржав. — Здесь надо остановиться.

Вдали виднелись не то снежные вершины Хангая, не то кучевые облака. В широкой долине, окаймленной невысокими горами, дрожал перегретый воздух. Среди мелкосопочника паслись белые и черные овцы. Тут повсюду виднелись стада яков, отары овец, табунки верблюдов.

Это был самый старый и самый крупный монастырь в Монголии. Колыбель ламаистской религии. Его главный храм возвели на месте древней столицы монгольских ханов Каракорума.

Щетинкина поразили своей мощью высокие, выкрашенные в черный цвет и облицованные кирпичом крепостные стены монастыря. Стену прерывали внушительные, ступенчатые, сахарно-белые башни — субурганы, напоминающие шахматные фигуры. Субурганов было не меньше сотни, а может быть, и больше. От них веяло холодом и бесстрастием.

Въехали через ворота во двор, где находились десятки храмов и сотни монашеских домиков.

Машину сразу же окружили ламы в желтых шапочках. Позабыв о положенной им сдержанности, оживленно загалдели, обрадованные неожиданному развлечению.

Появился настоятель, массивный лысый старик в желтом халате и красной накидке.

Оказывается, они с Максаржавом давно знали друг друга.

Настоятель вызвался показать гостям свое монастырское «хозяйство». Он вел себя независимо, приезд военного министра не испугал его. Узнав, что Максаржав направляется в Худжиртэ, несколько оживился, стал давать советы.